Рассвет Жатвы
Ее ужасно расстраивает, что мы не ладим, поэтому я говорю лишь:
– Знаешь, он мне определенно нравится. – Ленор Дав хохочет, с дурным настроением покончено. – Могу зайти после. Дома есть кое-какие дела, но к трем должен управиться. Сходим с тобой в лес, хорошо?
– Сходим, – соглашается она, подкрепляя свое обещание поцелуем.
Вернувшись домой, я обливаюсь холодной водой из ведра, надеваю брюки, в которых па женился, и рубашку, которую ма сшила из носовых платков, купленных в капитолийском магазине, где отовариваются шахтеры. На Жатву положено приходить нарядно одетым или хотя бы пытаться выглядеть опрятно. Заявишься в обносках – миротворцы тебя изобьют или арестуют родителей за неуважение к погибшим на войне капитолийцам. И плевать, что у нас тоже много кто погиб тогда.
Ма дарит мне подарки: годичный запас нижнего белья, пошитого из мешков из-под капитолийской муки, и новенький карманный нож, заставив пообещать, что я не буду играть с ребятами ни в ножички, ни в любые другие дурацкие игры с ножом. Сид вручает мне кусок кремня, завернутый в обрывок коричневой бумаги, и говорит:
– Нашел на грунтовке возле базы миротворцев. Ленор Дав сказала, что он тебе понадобится.
Достаю свое огниво и решаю опробовать. Искры высекаются только так! И хотя ма не в восторге от Ленор Дав, учитывая, что та отвлекает меня от домашних обязанностей, огниво явно ей понравилось: она продевает через металлические колечки кожаный шнурок и надевает его мне на шею.
– Ужасно красивое огниво, – говорит Сид, с легкой завистью трогая птицу.
– Хочешь, научу тебя им пользоваться сегодня вечером? – предлагаю я.
Предложение заняться взрослым делом вместе с обещанием, что я никуда сегодня не денусь, заставляет его просиять.
– Правда?
– Конечно! – Ерошу ему волосы, и кудряшки разлетаются в разные стороны.
– Хорош! – Сид смеется и отбивает мою руку. – Ну вот, теперь снова причесываться!
– Поспеши! – велю я.
Братишка убегает, а я прячу огниво под рубашку. Я еще не готов показать его миру, тем более в день Жатвы.
Время пока есть, и я отправляюсь в город на промысел. Воздух стал тяжелым и неподвижным – надвигается гроза. При виде площади, увешанной плакатами и кишащей вооруженными до зубов миротворцами в белой форме, у меня сводит живот. В последнее время раскручивают тему «Нет мира», и лозунги обрушиваются на меня со всех сторон. «НЕТ МИРА – НЕТ ХЛЕБА! НЕТ МИРА – НЕТ БЕЗОПАСНОСТИ!» и, разумеется, «НЕТ МИРОТВОРЦЕВ – НЕТ МИРА! НЕТ КАПИТОЛИЯ – НЕТ МИРА!». На временной сцене перед Домом Правосудия висит огромный плакат с лицом президента Сноу и надписью: «МИРОТВОРЕЦ № 1 В ПАНЕМЕ».
В конце площади регистрируют участников Жатвы. Пока очередь невелика, я решаю отметиться. Женщина избегает смотреть мне в глаза. Очевидно, она все еще способна испытывать стыд. Или же ей просто плевать.
В окне аптеки виднеется флаг Панема, и это ужасно бесит. И все же именно здесь можно получить за самогон самую лучшую цену. Захожу, в нос бьет резкий запах химикатов. С ним контрастирует слабый сладкий аромат, который исходит от пучка цветущей ромашки лекарственной, стоящей в банке на прилавке. Скоро из нее сделают чай или микстуру. Насколько я знаю, ромашку собрал в лесу Бердок. Помимо охоты, он решил заняться еще и сбором лекарственных трав.