Рассвет Жатвы
И я стал за ней наблюдать, замечая все больше деталей. Под выцветшим комбинезоном и рубашкой скрывались пятна цвета: то голубой платочек из кармана выглянет, то мелькнет малиновая ленточка, пришитая внутри рукава. С заданием в классе она справлялась быстро, а потом сидела и смотрела в окно, не привлекая к себе внимания. Я заметил, что ее пальцы двигаются, словно нажимая на невидимые клавиши, играют музыку к песням. Туфелька соскальзывала, и ножка в чулке бесшумно притопывала по деревянному полу. Музыка была у нее в крови, как и у ее дядюшек. И в то же время она казалась иной. Ее меньше интересовали приятные мелодии, скорее манили опасные слова. Такие, что ведут к бунтарским выходкам. Такие, за которые ее дважды арестовывали. Тогда ей было всего двенадцать, и ее отпустили. Теперь все может закончиться иначе.
Дойдя до Луговины, я пролезаю под забором и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и полюбоваться на Ленор Дав, сидящую на любимом камне. На солнце ее волосы отсвечивают рыжим. Она склоняется над старинным аккордеоном, выжимая из старых мехов серенаду для дюжины гусей, щиплющих траву, и поет голосом мягким и западающим в душу, словно лунный свет.
- Повесят мужчину и высекут женщину,
- Что гуся с общинного луга крадут,
- Но гуляет на воле худший злодей,
- Что крадет общинный луг у гусей.
Слышать, как она поет, – особое удовольствие, ведь на публике Ленор Дав этого не делает никогда. Оба ее дяди скорее музыканты, чем певцы, поэтому они просто играют, а пение оставляют публике, если той угодно. В любом случае Ленор Дав так нравится больше. Она слишком нервничает, если приходится петь перед публикой. У нее ком в горле встает.
Кларк Кармин и второй дядя, Тэм Янтарь, растят Ленор Дав с тех пор, как ее мать умерла родами, а загадочного отца никто не видел. По крови они не родня – у нее фамилия Бэйрд. Заботливые дядюшки заключили сделку с мэром, в чьем доме стоит единственное на весь Дистрикт-12 пианино: Ленор Дав может практиковаться на нем сколько угодно, если будет играть во время званых ужинов и других посиделок. Так и вижу ее в выцветшем зеленом платье, волосы убраны назад и подвязаны ленточкой цвета слоновой кости, губы накрашены оранжевым. Когда ее семья выступает в Дистрикте-12 за деньги, она использует инструмент, на котором играет сейчас, – Ленор Дав называет его своим музыкальным ящиком.
- Закон карает суровой рукой,
- Если чужое берем мы с тобой,
- Зато дозволено лордам и леди
- Красть наши общинные земли.
Дядюшки ей точно не позволят играть такую песню в доме мэра. Да и нигде в Дистрикте-12 не разрешат. Велика опасность, что люди узнают мотив и поднимется дебош. Слишком она дерзкая. Надо сказать, тут я согласен с Кларком Кармином и Тэмом Янтарем. Зачем нарываться? Неприятности и сами приходят, без всякого приглашения.
- Беднякам несчастным спасения нет,
- Если тайно замыслят нарушить закон.
- Но покорно приходится им наблюдать
- За теми, кто замыслил закон принять.
Я оглядываю Луговину. Место здесь уединенное, и все же глаза – повсюду. И к ним обычно прилагаются уши.
- Решетка мужчину иль женщину ждет,
- Что гуся с общинного луга крадет,
- Но негде им будет гусей выпасать,
- Если луг обратно не отобрать.
Ленор Дав мне объяснила, что раньше общинными землями могли пользоваться все жители. Иногда миротворцы выгоняют ее с гусями без всяких причин. Как она говорит, это лишь ложка дегтя в целой реке несправедливости. Мне за нее очень тревожно, а ведь я – Эбернети!