Компас и клинок. Книга 1

Она так близко, эта мечта, буквально на кончиках пальцев. Вот только я знаю, что так разобью отцу сердце. И никакой богатый улов жену ему не вернет.

С Розвира редко кто уезжает. В сезон призыва, когда раз в десятилетие Арнхем ищет чемпиона, кто бы смог представить нашу нацию на Состязаниях и сразиться с чемпионами других наций с материка, кто-то то и дело отправляется в столицу, Хайборн, на отбор. Иногда они возвращаются, избитые, все в крови, и тогда передают грядущим поколениям истории, предостерегая их от участия. Иногда они вообще не возвращаются, и нас извещают об их гибели на отборочных состязаниях. Сезон призыва уже скоро, но на сей раз с Розвира никто не откликнется. Никто не хочет представлять нацию, которая пытается истребить нас.

Солнце скрывается за медленно ползущим облаком, и я уже сворачиваю обратно к скалам, как вдруг замечаю на песке чье-то тело.

Я встаю как вкопанная. Тело лежит на боку, и мокрая одежда облепляет изгиб позвоночника. Я тут же прихожу в себя и кидаюсь к нему. Пять шагов, десять, двенадцать, и вот я на месте, опускаюсь перед ним на колени. Кровь стучит в висках и вытесняет все вокруг, кроме этого тела, этого человека, в этот самый момент.

Это он.

Я узнаю его, едва дотронувшись до лица.

Узнаю, не успев даже перевернуть его на спину. Трос внутри натягивается до предела, так что меня бросает в дрожь. Я приподнимаю его за плечо, чтобы рассмотреть его лицо. Он лежит с закрытыми глазами. По лбу разметаны каштановые кудри, резко оттеняющие смертельную бледность лица. Губы приобрели безжизненно-синеватый оттенок. Я провожу рукой по его подбородку, и холод пробирает аж до запястья. Я настраиваю себя на возможность смерти. Этот выживший может умереть прямо на моих руках.

Я прижимаю ладони к его груди. Там еще сохранилось немного тепла, но сердце еле трепещет. Я склоняюсь над ним, как будто мы любовники, и ощущаю на лице слабое прерывистое дыхание. Руки сами тянутся к нему. Недолго думая, я припадаю к его губам. На выдохе ощущаю, как от нашего соприкосновения меня бросает в жар. Легкие его, как крылья, расправляются, и тело подо мной дергается.

Он закашливается, и я, отпрянув, падаю на песок, а парнишка бьется в судорогах, отхаркивая морскую воду. Я наблюдаю, как он приходит в чувство, и сердце у меня начинает бешено колотиться, а в груди снова разливается жар. Он хватает ртом воздух, озирается… и видит меня.

Я прочищаю горло и, едва дыша, говорю:

– Как… как себя чувствуешь?

– Это ты, – отзывается он, пронзая меня взглядом. Таким жгучим, что сердце у меня аж подскакивает. – Это ты.

И тут парень валится на песок без сознания.

Я стучусь в дверь дома знахарки. При виде выжившего глаза у нее округляются, и она свистит, не разжимая губ, как повелось у нас на острове. И навстречу мне тут же несутся двое мужчин – ее братья.

– Это… выживший, – выпаливаю я, но его уже заносят в дом.

Я сгибаюсь, упершись в бедра руками. Легкие будто огнем горят, и я стою, пытаясь отдышаться, ожидая, пока голос не перестанет хрипеть, а сердце не угомонится.