Компас и клинок. Книга 1

Парень обмяк, и я насилу его подняла. Но все-таки сумела взвалить на спину и, склоняясь под его тяжестью чуть не до земли, потащилась вместе с ним через пляж. На скалы я карабкалась целую вечность, все время боялась его уронить. И все же добралась, спотыкаясь и чертыхаясь, до домика знахарки.

Я разгибаюсь, утираю лоб и захожу вслед за мужчинами в дом. Мы оказываемся в небольшой комнате; по указу знахарки парнишку кладут на кухонный стол. Ее братья стоят у очага и смотрят на него, как будто этот мальчик – порождение зла. Я кидаюсь прямо к нему, а знахарка тем временем бережно проверяет, целы ли кости.

– Мира, ты вчера на канате была? – спрашивает она и откидывает с глаз упавшую прядь.

Глаза у нее пронзительного бледно-голубого цвета на фоне смуглой морщинистой кожи.

Она гораздо старше отца, может, даже нашей деревне ровесница. Знаю только, что она не из ведьм. Магии на Розвире никогда не водилось, не появлялось никого, кто ею бы владел и управлял. Будь она ведьмой или будь хоть у кого-нибудь магия, может, мы бы преуспели в жизни. Отец рассказывал, что ковены Арнхема насчитывают сотни поколений, а сундуки у них бездонные, как сам океан. Может, будь на Розвире свой ковен, нам не приходилось бы устраивать кораблекрушения, чтобы выжить. Правда, моя мать ведьм всегда недолюбливала. По ее рассказам, их жадность не знает границ и ведьмы просто истощают магию этого мира. Так что, может, это и к лучшему. Что на Розвире их нет.

– Да, была, – отвечаю я и защитным жестом стискиваю руку выжившего.

Она все еще ледяная на ощупь. Я сплетаю наши пальцы и надеюсь, что он очнется. И, сама того не ожидая, надеюсь, что он сожмет мою руку в ответ.

– И нашла его на корабле? Сама его видела?

Я перекатываю ложь на языке. Но старые глаза знахарки всех видят насквозь, и я знаю, что выдумкой ее не проведешь.

– Он был на корабле. Я пыталась спасти его, но по пути на берег он сорвался с веревки.

– То есть он тебя видел? Только тебя?

– Наверное. И Кая еще.

Она удовлетворенно кивает. Я оглядываюсь на ее братьев, мощных плечистых здоровяков с седеющими бородами. Они выдерживают взгляд, и я прекрасно понимаю, почему они остались. Мы не доверяем выжившим. Пока не убедимся, что они не станут болтать, или не увидим, что они считают нас за спасителей. Мы всегда стараемся их спасти, но если нас обвиняют или заводят речь о дозорных либо же нам кажется, что они слишком много узнали… кое-кто из жителей настораживается. Прямо как Кай тогда, на борту корабля.

– Он выживет?

– Если его согреть, может, и выживет, – отзывается знахарка, поджимая губы. – Йован, Итан, разведите тут огонь и принесите дров. Его лихорадит. Пусть пропотеет хорошенько.

Тут у парнишки дергаются пальцы, он вцепляется в мою руку, и внутри у меня все переворачивается. Глаза его распахнуты, но взгляд блуждает. Я наклоняюсь к нему, почти не дыша, и слышу горячечный шепот:

– Не дай им убить меня.

Я оглядываюсь на знахарку, но та нарочно на меня не смотрит. Я отстраняюсь от парня, неохотно отпуская его руку, а она тем временем хлопочет вокруг. Замешав живительный отвар, знахарка бережно приподнимает голову выжившего и помогает ему отпить. Опершись спиной о буфет, я смотрю, как он сдается на уговоры знахарки и давится этой жижей. Взгляд его проясняется и мечется по стенам, падает на знахарку, потом на меня и, наконец, на дверь в углу комнаты. Я подхожу к ней и, скрестив руки, перекрываю выход. Я хочу, чтобы этот парень жил.