Зимняя бегония. Том 2

– Если бы ты выступал до сих пор, кто знает, смог бы ты добиться второго после меня места.

Шан Сижуй никогда не бахвалился перед другими, опасаясь, как бы люди не принялись распускать слухи о его надменности. Хотя в душе он и был высокомерным человеком. Раз сегодня он позволил себе подобную дерзость, должно быть, этот человек ему очень хорошо знаком.

Его собеседник тоже тихо засмеялся, однако неясно было, злится он или нет.

Шан Сижуй продолжал:

– Если ты и в самом деле желаешь выступать, то выходи и пой. Столько лет ты оттачивал мастерство, жаль будет бросить все вот так.

Только Шан Сижуй договорил, человек внутри еще не успел ничего ответить, как Чэн Фэнтай увидел, что охранник вдруг нахмурился, настороженный, прижал голову к дверной щели, словно собирался в любой миг ворваться внутрь.

Неизвестный наконец, повысив голос, проговорил:

– Мне петь? Где я сейчас смогу петь? Старикан прав, я лишь актер, хоть я своим пением и обрушу небеса, мне никогда не выпрыгнуть из его ладони [76]. Угодить к нему в руки – это моя судьба!

Голос его сорвался на фальцет, по-видимому, прежде он исполнял женские роли.

Шан Сижуй сказал:

– В тот год, когда я хотел покинуть командующего Цао и уехать в Бэйпин, командующий тоже не соглашался. Но я поставил свою жизнь на кон и сбежал.

Человек долго молчал, а затем горько усмехнулся:

– Мы с тобой разные. Ты свободный человек.

Шан Сижуй никогда не знал, что значит быть несвободным в этом мире:

– Если захочешь сбежать, способ всегда найдется. Или же приходи выступать в мою труппу «Шуйюнь», я тебя защищу как следует!

Стоило охраннику услышать эти слова, как он не выдержал, постучался дважды в дверь и тихо проговорил:

– Господин Чу, уже два часа ночи, хозяин, должно быть, беспокоится.

Господин Чу, однако, пропустил его слова мимо ушей и продолжил говорить:

– Я давно уже не пел, если и в самом деле запою, боюсь, голос мой будет не таким чистым, как у тебя. Голос твой за последнюю пару лет стал еще звонче прежнего, а как ты управлялся с мечом! И все же я больше люблю твоих сяодань – твою Хуннян [77]. Когда ты снова сыграешь Хуннян?

Шан Сижуй ответил со смехом:

– Я уже больше года не играл эту пьесу. Сейчас здесь Юй-лаобань, и я думаю воспользоваться случаем, чтобы побольше сыграть куньцюй. Как отыграем «Записки о прячущемся драконе», в следующем году собираемся с Юй-лаобань поставить «Любимую подругу»!

Господин Чу захлопал в ладоши, радостно засмеявшись:

– А эта пьеса еще лучше! Люди сейчас знают только пекинскую оперу «Любимая подруга», а о куньцюйской и не слышали, хотя очевидно же, что это две разные истории, их следовало бы и назвать по-разному. Разве ты не пел ее с Цзюланом когда-то? Твоя Цао Юйхуа была поистине великолепна!

Чэн Фэнтай ясно себе представил, как Шан Сижуй, получив похвалу, принял одухотворенный вид и задрал свою мордашку с острым подбородком.

Но вдруг господин Чу снова заговорил с грустью в голосе:

– Жаль только, что в этот раз я вас не услышу. После Нового года я со стариком отправляюсь в Нанкин по службе, не знаю пока, смогу ли вернуться в Бэйпин. Старикану уже много лет, не помешало бы ему и умереть…