Седьмое небо

– Так, товарищ генерал, в сорок третьем, та очередь, которая мне грудь пробила, предназначалась Муравьеву. Затем он меня прикрыл и помог сесть. Мы друг другу жизнью обязаны. А «сурок»? «Сурок» – он чужим был. Ни летать, ни стрелять, ни командовать не умел, только пил и спал. Сейчас об этом можно открыто говорить: его и его дружков их же жены сделали рядовыми запаса.

– О, господи! Василий, надо бы помочь лейтенанту найти то, что он закопал на перевале. – неожиданно сказал Сталин, – А то ведь точно придется еще раз разбирать его персональное дело! Где-то уже заготовлена бумажка, что он скрыл, что вступал в партию и его не приняли. С этим вопросом все понятно, товарищи. Давайте перейдем к делу. Полковник Кожедуб! Что вы можете сказать о новой машине?

– Пока – ничего, товарищ Сталин. Её предстоит осваивать, чтобы летать, как летает он. Самолет, явно, приспособлен для боя отличным летчиком-истребителем. По техническим деталям сказать ничего не могу. Пересадка на него не вызвала никаких сложностей. По обычному управлению – он не отличается от самолета «МиГ-9» первой серии. Но проделанные Андреем маневры показывают, что предстоит еще много работать, чтобы так использовать заложенные в него преимущества, как это делает Андрей. Извините, лейтенант Старшинов.

– Давайте пройдем в мой кабинет. – предложил Сталин, повернулся и двинулся на выход из кинозала. Никаких дополнительных указаний не последовало, все присутствующие пошли за коренастой фигурой «вождя».

В кабинете мне отвели место напротив Микояна, не к добру это! Плюс не знал я: кем был этот генерал-лейтенант с каменным лицом, наверняка, ведь, большой начальник. Военных Сталин посадил чуть дальше, и разговор пошел о том, какие технические новшества позволили резко увеличить маневренность машины. В основном, Сталин допрашивал Ромодина, не Микояна. Последний, в основном, отвечал на вопросы, касающиеся организации производства и наращивания количественных показателей по выпуску машины.

– Да, товарищ Сталин, нами было установлено, без потери самолета, что на высотах выше 11000 метров происходит остановка двигателя из-за применения 57 и 37 миллиметрового орудия, из-за помпажа двигателя пороховыми газами. Предыдущие испытания не выявили этого недостатка, так как стреляли под другим углом к горизонту.

– А кто дал команду изменить угол?

– Андрей Васильевич, который высказал предположение, что при уменьшении подпора, при положительных углах атаки, это обязательно случится. Мы подготовили машину к повторным пускам двигателей, и убедились, что действительно, при стрельбе снизу-вверх в обоих двигателях происходит срыв факела. Это ведет к чрезвычайной ситуации в воздухе.

– А вам откуда это было известно? – спросил Иосиф Виссарионович, посмотрев на меня.

– Разбор двух летных происшествий в 117-м ЗАПе.

– Летные происшествия тоже приносят пользу? – усмехнулся Сталин.

– Сами по себе – нет, это неприятное явление, а вот корректный разбор, без огульного обвинения летного состава, он позволяет установить причину. К сожалению, чаще всего, разборы делаются людьми, которые стремятся переложить ответственность с больной головы на здоровую. Технической грамотности в полках не хватает. До войны существовала независимая комиссия, сейчас она прекратила свою работу.