Седьмое небо

– И какие изменения вы внесли? – задал вопрос Сталин, поднявший перед этим указательный палец. Я молча показал на Владимира Александровича.

– Помимо доработки системы вооружения, убрали мы пушку из воздухозаборников на правый борт, правую пушку сделали левой-нижней, вес залпа не изменился, но пороховые газы больше в воздухозаборник не попадают, установлены четыре щитка воздушных тормозов. Но так, чтобы не препятствовали обтеканию рулей глубины. Удлинили сопла двигателей за газовой турбиной, ввели еще две ступени на турбину и установили систему газового форсажа. При его включении обороты двигателя слегка повышаются, но не превышают разрешенного взлетного режима по оборотам, а тяга возрастает до 3200 килограммов. Для сравнения, те машины, которые сейчас в вашем полку, имеют суммарную тягу 2250 килограммов. И это еще не все, что оказалось можно вытащить из машины! Двигатель Люльки на стенде дал 3100 килограммов без форсажа. Возможность установить форсажную камеру имеется, но по заданию Люлька делает двигатели для бомбардировщика.

Через два часа после этого, два человека облетали новые машины в раздельной паре. Я и гвардии полковник Кожедуб. Как и я, он имел допуск на машину первой серии. Взлетали мы с разрывом в две минуты. Мне он вопросов не задавал: че там лейтенант знает?! Мы сели, нас дозаправили, и Василий Сталин поставил задачу на учебный бой. А человек не может сразу освоить те новшества, которые мы там накрутили. Я только попросил зарядить пушки, хотя бы холостыми.

– Для чего?

– Покажу несколько новинок, придуманных именно для такого исполнения машины, мне важно знать дистанцию, с которой товарищ полковник открывает огонь. Покажет это пламя выстрела.

Оруженцы воткнули два ящика на левый борт обоим. Взлет, расходимся, чтобы сойтись через минуту, я дал возможность сразу зайти мне в хвост и наблюдал за ним в панорамное зеркало, как на кобре. На них полковник еще не летал, а теперь и вряд ли сядет. Он подошел на дистанцию в триста метров, и чуть ли не одновременно с появлением пламени выстрела слева, я ушел в правый вираж с набором высоты и использовал первую ступень форсажа, почти мгновенно оторвавшись на 150-200 метров, снял дубляж с воздушного тормоза и поднял только правые. С одного виража оказался у него за спиной. Задрал машину вверх и дал вторую ступень форсажа, оказавшись выше него метров на 500. Большего из машины было не вытянуть, перевалился через правое крыло, разогнался на первом, тормознул и пристроился сзади. Огня я не открывал. Этого делать не стоило.

– Лихо! Все, посадка! Извини, я так не умею.

– Научитесь, товарищ гвардии полковник. И я, с удовольствием, у Вас поучусь, и вам покажу, как это делается. Это – другая машина.

Он включал форсаж, дважды, но не менял сечение. Ускорение было, но не такое стремительное, как у меня. Я на бесфорсажных никогда не летал, кроме вертолетов. Мы сели, я подошел получить замечания, но мне рапортовал сам Иван Никитович:

– Товарищ лейтенант, полковник Кожедуб дважды условно сбит. Иван. – представился он и протянул мне руку.