Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой

Происходящее с ним как на замедленной съемке. И самое чудовищное, что я не могу заставить себя отвернуться. Смотрю.

Смотрю на то, как Анзор превращается в Хищника.

Да, именно в Хищника, все охотничьи инстинкты которого разом обостряются.

– Тебе удобно? – мое усаживание в танк Гаджиева заняло не менее тридцати минут.

– Уж поудобнее, чем в багажнике как картошка… – пробубнила себе под нос. Хотелось уже быстрее со всем этим покончить, особенно с его присутствием, которое неимоверно давило на меня.

Сначала он откатил кресло и расположил его так, что я почти легла. Потом долго-долго настраивал спинку, нависая надо мной, почти касаясь моего тела, что сильно напрягало.

Я была слишком уставшей и отрешенной, чтобы сейчас хоть как-то реагировать на эти маневры, и просто решила стоически их снести.

– Поехали? – спросил он риторически, дернув мой ремень безопасности, словно бы такие вещи в машинах класса люкс сбоили. Опять навис, опять в глаза заглядывает. Раздражает…

Мы стартуем с места, словно бы от земли отрываемся. По ходу, ему удается летать не только на том космолете, но и на тяжеленном внедорожнике.

Лавирует между машинами, перестраивается в последний момент, газует на светофоре, как пуля.

– А можно помедленнее? У меня вроде как остались еще целые части тела, и я бы хотела их сохранить! – я искренне испугана, вжимаясь в кожу кресла, вцепившись до побеления костяшек в дверную ручку. Дышу порывисто. От того ребра ноют при каждом вдохе и выдохе…

Он слегка сбавляет ход, но не особо-таки. Кидает на меня взгляд с усмешкой.

– Что, быстро реально? Я не чувствую… Извини. Ненавижу тащиться, как черепаха.

Закатываю глаза, пропуская это нелепое замечание мимо ушей.

– Ты в общаге живешь?

– Да, меня туда, пожалуйста.

Он поджимает челюсть, но кивает.

– Там будет кому тебе помочь? С ногой в гипсе быт дается не так легко…

–Разберусь… – отвечаю твердо. Это не твоя забота…

– Тебе уколы прописали, Радмила…

– Медсестру вызову из институтской поликлиники, – нетерпимо раздражаюсь. Подумаю об этом, как останусь в спасительном одиночестве. Без него…

– Я в шестнадцать лет так сломал ногу, что мне пришлось три месяца в больнице лежать с гипсом и подвешенной с гирей ногой, – вдруг откровенничает со мной Анзор. – Отвратительно было.

Усмехается.

– Дай угадаю, ты попал в аварию…

Смеется.

Отец тогда очень сильно выбесился. Я ведь был несовершеннолетним, даже прав иметь не мог, а вляпался в ужасный эпизод. Слава богу, никто не пострадал, кроме моей ноги и тачки. Ну и забора старого. В принципе, можно было и не вешать гирю. Это из старых методов. Чтобы кость правильно срасталась и ничего не укоротилось. Сейчас ставят аппарат Елизарова обычно в таких случаях. Но батя так проучить меня решил, приструнить. Типа три месяца на койке вместо летних каникул.

– И что, приструнил?

Сама не знаю, зачем я участвую в этом диалоге. Просто я реально выжата как лимон. Только поэтому, только-только.

Снова хмыкает.

– Конечно, нет… С того дня дал себе слово, что сделаю все, чтобы быть полностью независимым от отца…