Пленница

– Но Рада пока «отдохнет» на моей базе. – Алтай ставит чашку в мойку и поворачивается ко мне: – Собирайся.

Я резко выпрямляюсь и вопросительно смотрю на папу. Он краснеет до кончиков ушей и моментально возражает:

– Об этом не может идти и речи.

– Почему? Ты же вернешься. Будет стимул поспешить.

Когда мне было четырнадцать, моей бедной бабушке пришлось столкнуться лицом к лицу с моим переходным возрастом.

Никто из нас этого не планировал, мы всегда жили прекрасно, душа в душу. Я старательно училась, помогала по хозяйству. Бабуля изо всех сил старалась заменить мне обоих родителей, часто рассказывала о маме. А тут вдруг все покатилось в адскую пропасть. Хорошую, прилежную девочку словно подменили. Я бросила танцы, волейбол и музыкальную школу. Нашла группу, в которой – какой ужас – начала петь кошмарные попсовые песни.

Мы с ребятами пропадали на репетициях сутками, учеба стала побоку. Я решила, что достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и строить свою жизнь. Тем более мамы у меня нет, а папа занят другой семьей. Нет у меня мамы! Не-ту! И не будет! Я сама по себе!

Благо длился этот переходный возраст недолго, всего четыре месяца, и закончился одним роковым днем.

Я наврала бабуле, что поеду с близкой подругой Таней и ее родителями на дачу. Мы часто ночевали друг у дружки, и моя наивная бабушка поверила. Помогла собраться, положила с собой домашней выпечки. Ее можно было понять. Она уже вырастила своих детей и на пенсии планировала не за подростком следить, а спокойно смотреть сериалы и вязать.

Почему-то было стыдно показать друзьям булочки, я опасалась прослыть лохушкой и выбросила их. Никогда в жизни я не прощу себе этот поступок. Бабули уже нет, с тех пор не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала о ней и тех булочках. С какой бы радостью сейчас слопала их все до единой! Но уже не вернуть, поздно. Избавившись от булочек, я купила чипсы в ларьке по пути.

Ни на какую дачу, разумеется, никто не поехал. Таня прикрыла, и мы с группой рванули на побережье. Гитаристу недавно исполнилось восемнадцать, и он взял девятку отца. Мы чувствовали себя самыми свободными, талантливыми и крутыми!

Выступали прямо на набережной. Июль, Геленджик, туристы. Они образовали полукруг, слушали, кидали деньги. Вечером нас прогнали, но сумма в шапке к тому времени накопилась внушительная, и решено было перед дорогой обратно забуриться в бар.

Закон Мёрфи работал на полную – охрана нас пропустила.

Музыка резала перепонки, а мерцающее освещение – глаза. Меня поразили толпы самых разных людей, съехавшихся на курорт со всей страны. Туристы были одеты непривычно ярко, вели себя смело, раскованно. В моей станице подобное не было принято, я таращилась, раскрыв рот. От алкоголя, правда, отказалась: смелости не хватило. А может, внутренний стопор сработал?

Духота сушила горло, ужасно хотелось пить. Я попросила у официанта воды. Потом на столе откуда-то появился кувшин с апельсиновым соком. Я выпила стакан и практически сразу ощутила слабость.

Спустя примерно минуту через обволакивающую пелену я увидела Алтая – того самого страшного парня, с которым вел дела мой отец. Я запомнила жуткий шрам на его лице, по нему-то и узнала мгновенно.