Сотня. Смутное время

– Бать, а в пращура тогда многие верили? – осторожно поинтересовался парень.

– По-всякому было, – едва заметно усмехнулся кузнец. – Но Елисей в него верил. Он громовую стрелу носил. Такие только те воины носить могли, кто ему посвящён был. Вроде как божий воин. У них и обычаи воинские свои были.

– Громовая стрела, это оберег из кремня? – уточнил Матвей, судорожно роясь в памяти.

– Она, – кивнул Григорий. – Мне её не носить. Крещёный я. Да и тебе не надеть. А вот в прежние времена, бывало, что её вместе с крестом носили.

– И что? Попы это терпели? – заинтересовался парень.

– По-всякому бывало, – усмехнулся Григорий. – Иной раз смолчат, а кто из попов погонористее был, так норовил епитимью наложить. Да только проку с того мало было. Вои, они завсегда своим укладом жили. Да и князья тому не особо противились. Понимали. Вой без особой веры слаб.

– Выходит, и характерником пращур стал только потому, что в пращура истово верил? – вернулся Матвей к самому интересному.

– Может, и так. Кто ж теперь скажет? – развёл кузнец руками.

Такого странного чувства Матвей ещё никогда не испытывал. Больше всего ему хотелось бросить всё и бегом бежать туда, куда его так сильно тянет. Куда именно, он и сам толком не понимал, но точно знал, что стоит только выйти за околицу, и он будет точно знать, в какую сторону идти. Григорий, заметив его странное состояние, отозвал парня в сторонку и, приперев к стене сарая, тихо спросил:

– Ты чего такой, краше в гроб кладут?

– Тянет, бать, – решившись, честно признался парень.

– Чего тянет, спину что ли? – не понял казак.

– Нет. Душой куда-то тянет.

– Куда?

– Из станицы, за околицу, – развёл парень руками.

– От оно как, – задумчиво протянул Григорий. – Видать, срок пришёл. Добре. В дом ступай, одевайся. Я скоро.

– Мамке чего сказать? – на всякий случай поинтересовался Матвей.

– Так и скажи, к деду поедем. Она и так всё знает.

– Может, не надо про деда? – усомнился парень.

– Промолчишь, она ещё шибче шум поднимет, – отмахнулся Григорий. – Настя за тебя кому хошь глотку порвёт. Волчица, а не баба. Всегда такой была.

– Понял, бать. Раз так, значит, и скрывать не буду, – поспешил заверить Матвей.

Парень вернулся в дом, чтобы переодеться для выхода и собрать оружие, а кузнец кинулся на конюшню, запрягать коней. Дело было под Рождество, и зима давно вступила в свои права. Но в степи зима особая. Тем более в предгорьях Кавказского хребта. Резкий, порывистый ветер сметал с полей весь снег, собирая его к низинках и распадках, а температура редко опускалась ниже нуля. Но и этого вполне хватало, чтобы крепко замёрзнуть, выйдя из дому, неправильно одевшись.

Сильный ветер моментально выдувал из-под одежды всё тепло, заставляя тело ёжиться от холода. Так что овчинный полушубок под широкий ремень, бурка и крепкие войлочные ичиги были в самый раз. Увидев сборы сына, Настасья разом вскинулась и, приняв свою любимую позу, кулаки в бёдра, мрачно поинтересовалась:

– И далёко это вы собрались?

Вопрос этот был задан не просто так. Казачка, будучи полноправной хозяйкой в собственном доме, тут же приметила, что парень сложил на лавку у двери не только свои, но и отцовские вещи.