Сотня. Смутное время

– Всё, Матвейка. Утром отобьём её, заточим, и будет Аверьяну новый инструмент. Гаси горн. Вечерять пора.

Кивнув, Матвей старательно разворошил угли, давая им прогореть, и, прикрыв на всякий случай заслонку, принялся собирать инструменты. Умывшись из бочки, они прошли в дом, где Настасья уже накрывала на стол.

Утром, выбравшись во двор, Матвей прошёлся по хозяйственным постройкам и, убедившись, что тут и без него всё в порядке, снова поплёлся в кузню. Сидеть без дела не позволяла деятельная натура парня. Григорий, едва увидев сына, понимающе усмехнулся и, откладывая молоток, проворчал:

– Ну чего ты маешься? Шёл бы в хату. Всё одно тебе пока дел по плечу и нет вовсе.

– Знаешь же, батя, не могу я просто так сидеть, – буркнул парень, усаживаясь на чурбачок, заменявший им в кузне табурет.

– Знаю, сын. Да только нельзя тебе пока спину напрягать.

– Помню я, что дед Святослав говорил, – отмахнулся Матвей. – Я уж голову себе сломал, придумывая, чем заняться. Вон, Буян совсем уже застоялся, а мне его и не погонять толком.

– За то покоен будь, – рассмеялся кузнец. – Я его то и дело в оглобли ставлю. Жеребец сильный, так что груза прёт больше, чем иная пара вывезет.

– Ну, хоть так, – махнул Матвей рукой, отлично понимая, что иного способа регулярно тренировать жеребца пока просто нет.

Не мать же в седло сажать, для прогона. А самому кузнецу было не до того. Дело шло к зиме, и станичники торопились поправить сельхозинструмент и оружие. Помолчав, Матвей с интересом посмотрел на отца и, усмехнувшись про себя, тихо попросил:

– Бать, а расскажи про пращура.

– Это про первого? – удивлённо уточнил кузнец.

– Ага. А то мне все его поминают, а я толком и не помню ничего. Перед людьми стыдно.

– Так, а чего тут рассказывать? – проворчал Григорий, почесав в затылке. – Был такой казак, характерник. Пластуном в войске казачьем служил. От него весь род наш и пошёл.

– А давно это было?

– Так ещё до того, как на Русь греки с верой христианской пришли. В то время по этим степям хазары кочевали. Вот с ними они тут и резались.

– А как он характерником стал?

– А вот про то только он да пращур наш ведает, – решительно отрезал кузнец.

– А как он вообще в этих степях оказался? – не унимался Матвей.

– Так не помнит уж никто, – смутился Григорий. – Был разговор, что прежде он в княжеской сотне служил. Десятником стал. А после чем-то не угодил тому князю. Тот велел его в железа заковать да казнить после, а Елисей пробился на коня и ходу. Так и ушёл. Ну, а после уж в эти места пришёл и к ватаге местной прибился. Тут ведь в те времена всякого народу хватало. И ногайцы, и хазары, и просто беглые из всех концов Руси-матушки. Про горцев и поминать не стоит. Они тут от создания времён жили.

– Выходит, он изначально воином был? – уточнил парень.

– Был такой разговор. А после, когда тут осел, бабу себе нашёл, оженился, и род наш от него пошёл.

«Что-то я не помню, когда на Руси князья появились, – проворчал про себя Матвей, ероша чуб. – До крещения или после? Вроде до. Ну да. Тут в каждом поселении больше десятка дворов свой князь был. Потому всякие неприятности и случались. Поселений много, князей ещё больше. А богов всяких целый пантеон. Вот и резались, кто круче и чей бог сильнее. Крещение потому и устроили, чтобы хоть от этой проблемы избавиться. А то под каждой ёлкой своему идолу молились и свои обычаи блюли».