Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1
– О, ты и перец добавил?
– Боялся, что ты объешься острого, поэтому положил совсем чуть-чуть, – улыбнулся Ши Мэй.
Они с Мо Жанем оба обожали острую пищу, живя согласно принципу «нет перца – нет вкуса».
– Я не клал много перца еще и потому, что твои раны еще не до конца зажили. Сыпанул совсем немного, для вкуса, чтобы блюда не были пресными.
Мо Жань от радости прикусил палочки для еды. В свете свечи ямочки, обозначившиеся на его щеках, выглядели такими сладенькими, будто их вымазали медом.
– Ох! Я так растрогался, что вот-вот расплачусь!
– Пока будешь плакать, все остынет, – возразил Ши Мэй, сдерживая смешок. – Сперва поешь, а потом плачь сколько угодно.
Угукнув, Мо Жань сунул палочки в одну из тарелок.
Он всегда набрасывался на еду с жадностью оголодавшего пса. Чу Ваньнину не нравилось его поведение за столом, но Ши Мэя оно совсем не отталкивало. Со своей обычной мягкой улыбкой он просил Мо Жаня есть помедленнее и подавал чашку с чаем, чтобы тот мог запить. Вскоре все тарелки опустели.
Мо Жань погладил себя по животу и, прищурив глаза, со счастливым вздохом сказал:
– Славно поел…
– А что вкуснее – пельмени или то, что ты только что ел? – как бы невзначай спросил Ши Мэй.
В отношении к еде Мо Жань, как и в отношениях с людьми, был упорным, настойчивым, ослепленным обожанием однолюбом. Склонив голову набок, он ласково взглянул на Ши Мэя блестящими черными глазами и растянул рот в ухмылке.
– Пельмени.
Ши Мэй с улыбкой покачал головой.
– А-Жань, давай я сделаю тебе перевязку.
Целебную мазь изготовила лично госпожа Ван.
В молодости госпожа Ван была ученицей духовной школы Гуюэе[29], которая славилась своими знахарскими методами. Она не была сильна в боевых искусствах и не любила сражаться, но медицина была ей по душе. Госпожа Ван своими руками посадила в аптекарском огороде пика Сышэн множество ценных лекарственных трав, поэтому на их горе не было недостатка в снадобьях.
Сняв рубашку, Мо Жань повернулся к Ши Мэю спиной. Рубцы до сих пор побаливали, но теплые пальцы Ши Мэя потихоньку растирали его спину, смазывали целебной мазью шрамы, и вскоре Мо Жань позабыл о боли.
– Готово. – Наложив на спину Мо Жаня свежие повязки, Ши Мэй завязал аккуратный узел. – Можешь одеваться.
Обернувшись, Мо Жань бросил на Ши Мэя быстрый взгляд, но тут же опустил голову и накинул рубашку. В неверном свете свечи белокожий Ши Мэй выглядел в высшей степени очаровательно.
– Ши Мэй.
– А?
В закрытом, спрятанном от чужих глаз книгохранилище царила чудесная атмосфера. Мо Жаню хотелось сказать что-нибудь теплое и трогательное, но разве мог неуч, в качестве собственного девиза правления не придумавший ничего лучше «Бах! Ох!», произнести что-нибудь проникновенное?
После долгих мучений он, покраснев от натуги, смог выдавить всего три слова:
– Ты очень добр.
– Ладно тебе, я рад помочь.
– Я тоже всегда буду добр к тебе. – Мо Жань заставлял себя говорить спокойным тоном, но его ладони вспотели, выдавая обуревавшие его чувства. – Когда я стану сильным, никто не посмеет обидеть тебя. Даже учитель.