Демон скучающий

– Педант.

– Раньше вы называли меня перфекционистом.

– Время идёт, всё меняется. Что с альбомом?

– На экспертизе. И я жду, сообщат ли немцы о возможном художественном прошлом Чуваева.

– А до тех пор ты не называешь его Абедалониумом, – усмехнулся Шиповник.

– Не могу.

– Представляю, как на тебя питерские злятся.

– Немного есть, – не стал скрывать Феликс.

– Как они тебе?

– Никита хорошо отрабатывает, грамотно. Считает, что Орлик не одиночка, а действовала – или действует – группа педофилов, и хочет их взять.

– А ты чем занимаешься?

– Думаю.

– И тем ещё больше раздражаешь руководство?

– Побойтесь бога, Егор Петрович, я с ними только познакомился.

– После первого знакомства ты особенно сильно раздражаешь. Потом наступает привыкание.

– Вам ли не знать…

– Что ты сказал?

– Никита передаёт большой привет.

– И ему передавай. – Фразы Шиповника стали рублеными, чувствовалось, что мысленно он уже вернулся к текущим делам. – У тебя сейчас какие планы?

– Иду на выставку, – ответил Вербин, который как раз притормозил у освобождающегося парковочного места.

– Ах, да, ты же в культурной столице.

– Так точно.

– Смотри не стань искусствоведом.

– Пока не звали, но если вы дадите разрешение…

– Всё, – отрезал Шиповник. – До завтра. – И положил трубку.

И даже не пошутил о том, через какое столпотворение предстоит пройти Вербину. Хотя наверняка догадывался, что сейчас творилось у «Манежа» – об этом не забывали упоминать в репортажах. Скандал, пресс-конференция и, разумеется, ужасная находка в Куммолово подняли интерес к персональной выставке Абедалониума на невероятную высоту. Посетители шли нескончаемым потоком, но первым у «Манежа» их встречал пикет активистов, требующих прекратить демонстрацию «Демона скучающего». Пикет небольшой, но громкий – активисты получили разрешение использовать усилитель и без отдыха призывали петербуржцев отказаться от посещения выставки, стоя под очень большим плакатом с перечёркнутым красными линиями изображением картины.

Но то – активисты.

Людей же было так много, что полиции пришлось огородить часть Исаакиевской площади и запускать любителей искусства в «Манеж» группами, и чтобы попасть внутрь, требовалось отстоять не менее двух часов. Однако Никита дал Вербину номер «волшебного» телефона, позвонив по которому и представившись, Феликс прошёл на выставку через служебный вход. Узнал, что «заместитель директора освободится через четверть часа», поблагодарил за предложенный кофе и попросил показать «Мальчика нет».

И оказался в битком набитом зале. Душном, поскольку вентиляция не справлялась, и шумном, поскольку люди приходили не только посмотреть на скандальное полотно, но и обсудить, действительно ли Абедалониум причастен к исчезновению мальчика? Или это невероятное совпадение? Или Абедалониум знает, кто похитил мальчика, но по каким-то причинам вынужден молчать? И вообще: куда смотрит полиция? Обсудить всё это можно было где угодно, но рядом с картиной обмен впечатлениями становился особенно эмоциональным. Рядом с картиной, с которой на шумных посетителей «Манежа» смотрел напуганный рыжий мальчишка. Страшно напуганный – это Вербин понял, едва взглянув на полотно. И не согласился со словами искусствоведов и критиков, уверявших, что «Абедалониум мастерски передал владеющий мальчиком ужас». Нет. Абедалониум гениально выплеснул переживаемый ребёнком кошмар на зрителей, но почувствовать это можно было только стоя рядом. Только глядя на картину.