Кларк и Дивижн

– Кто там? – спросила я, застегивая последнюю пуговицу у ложбинки на шее.

– Харриет Сайто. Я живу на втором этаже. – Голос звучал бодро и твердо, напомнив мне мою учительницу из начальной школы.

Я открыла дверь. Харриет оказалась нисейкой, как я, среднего роста, с высоко уложенными темно-каштановыми завитками. Мне стало стыдно за свои кошмарные бигуди. Нужно спросить, кто ей делал прическу.

– Я работаю с мистером Тамурой в Агентстве по переселенцам.

Она протянула мне термос и крафтовый пакет с чем-то.

– Я подумала, что вам пригодится съестное.

С благодарностью все приняв, я пригласила ее войти. В термосе был горячий кофе, а в пакете – газетка “Пасифик ситизен”, буханка хлеба и клубничный джем. Я узнала банку: она была такой же, как та, которую Роза использовала в ванной вместо стаканчика.

– О, спасибо большое.

Незатейливые эти дары показались дороже злата.

– И не стоит волноваться, что в “Пасифик ситизен” напишут про Розу. Я случайно услышала, как мистер Тамура сказал, что собирается этим заняться. Он постарается, чтобы и во “Фри пресс” ничего не попало.

Я не знала, что на это ответить. С одной стороны, хотелось уберечь от досужей болтовни, особенно лагерных сплетников, и память сестры, и нашу частную жизнь, но, с другой стороны, уважительно ли это по отношению к Розе, вести себя так, словно ничего не случилось?

Харриет, должно быть, почувствовала мои метания, потому что направилась в наш кухонный уголок, проверила, включается ли плита, распахнула дверцу шаткого холодильника. “Вам понадобится лед”, – заключила она, порекомендовав развозчика льда, который значился в одной из брошюр, оставленных мистером Тамурой.

Мы сели за стол, и я постаралась запомнить все полезные сведения, которыми она сочла нужным поделиться, в том числе и насчет того, где лучше причесываться. Хорошую парикмахерскую держит в отеле “Марк Твен” семья, прибывшая в Чикаго из лагеря Амаче в Колорадо.

– Они сделают вам скидку, когда и вы обоснуетесь.

Я маленькими глоточками пила кофе из колпачка термоса, смакуя каждую каплю.

Харриет посмотрела в пол.

– Мой брат погиб на войне. Я знаю, каково вам сейчас.

Я вскинулась.

– В Европе?

Она кивнула.

– Да, в Италии. Месяц назад.

– Это ужасно.

– Поминальную службу родители устроили в лагере. Я была здесь и туда попасть не смогла. Не странно ли, правда, что, стоит только выйти из лагеря, как становится сложно туда вернуться?

Горькая ирония этого замечания отозвалась и во мне. Да, трудно смириться с мыслью, что прощаться с погибшим сыном родителям Харриет пришлось за колючей проволокой.

– Он и так знает, что я люблю его, – сказала она в настоящем времени, будто он еще жив.

Речь об этом она завела, чтобы утешить, но меня охватил гнев. Почему наши родные должны погибать, а нас вырвали из родных гнезд?

Завинтив крышку термоса, я объявила:

– Собираюсь сегодня сходить в полицейский участок.

– Зачем?

– Хочу забрать оттуда вещи сестры.

– Мистер Тамура может сделать это за вас, и вам не придется сталкиваться со всем… неприглядным.

– Нет, я хочу сама.

Если она, Харриет, сумела смириться с тем, что ее брата убили за океаном, то я не такая, я из другого теста.