Хозяйка приюта. Чудо под Новый год
– Ну я пойду? – спросила Линара и, не дождавшись ответа, похромала к выходу.
Мы с больным остались в спальне одни.
Снаружи закручивалась метель. То и дело слышался короткий дробный стук – это ветер бросал в оконные стекла снежную крупу.
Ножницами я разрезала на мужчине испорченную рубаху и кое-как избавила его от окровавленных тряпок. Рану промыла водой, обработала яблочной настойкой, которую Джорах с трудом оторвал от сердца. Воняло от бутылки так, что закладывало нос. Затем зажгла свечу и сунула иголку в огонь.
В теории и воспоминаниях Сибилл все было просто, но, когда пришло время заняться делом, мои руки дрогнули. Стало не по себе. Понадобилось несколько минут, чтобы собраться с духом.
– Господи, помоги мне, – шепнула я в тишину спальни.
Просто представь, что зашиваешь подушку.
Радовало, что пациент без сознания и не надо бояться причинить ему боль.
Зажав пальцами края раны, я воткнула иголку с ниткой в плоть.
И тут же мужчина на постели дернулся, застонал и распахнул глаза.
– Где я? Кто вы? Что вы со мной делаете? – прохрипел он, отыскав меня взглядом.
Его ресницы были мокрыми от растаявшего снега и слиплись иголочками. Зрачки казались неестественно широкими, наверное, от боли. Черными озерами они затопили радужку, оставив лишь узкий ободок зелени по краям.
Проклятье! Теперь, когда больной пришел в себя, зашивать рану будет еще сложнее и физически, и морально.
– Не волнуйтесь. Вы в приюте «Милосердной Мариты». Мы вам поможем.
Незнакомец шумно дышал. Его грудь тяжело вздымалась и опадала. Взгляд прожигал насквозь. Мужчина смотрел хмуро, словно недовольный тем, что я сижу так близко, практически нависаю над ним, но отстраниться я не могла, потому что держала иголку и уже успела сделать первый стежок.
– Как вас зовут? – спросила я, надеясь, что удастся сбыть беднягу родным. Пусть сами о нем заботятся. Как верно заметила Линара, наш великовозрастный подкидыш явно не из простых. Судя по одежде, деньги у него есть, а значит, он может оплатить работу хорошего лекаря.
Мужчина на постели открыл рот, словно собирался назвать мне свое имя, и застыл. Его изящные черные брови сошлись на переносице. На лбу проступила глубокая морщинка. Выглядел он как человек, который мучительно пытается что-то вспомнить.
– Меня зовут… – красавец брюнет нахмурился еще больше. – Зовут…
С протяжным вздохом он откинулся на подушку, и я почувствовала, как дернулась нитка, продетая в иголку, что я держала в руке.
– Ш-ш-ш, – зашипел мой пациент, потревожив рану, а затем простонал с обреченным видом: – Не помню. Я ничего не помню.
Ну дела.
Ситуация осложнилась. Похоже, на руках у меня был не просто раненый, а раненый с амнезией. Такого, даже подлечив, на улицу не выставишь – пропадет.
Мужчина морщил лоб, кусал губы, тер пальцами переносицу. Наверное, усиленно копался в своей дырявой памяти.
– Надо зашить рану, – вздохнула я, предвкушая неприятную обязанность. – Потерпите. Вот, выпейте.
Свободной рукой я потянулась к бутылке с яблочной настойкой нашего кочегара – какая-никакая анестезия.