Тайник абвера
Капитонов велел задержанному еще раз пересказать прибывшему подполковнику историю побега.
– Когда немцы драпать решили, – уверенным голосом заговорил перебежчик, – я и подумал, как мне к своим податься. Я ведь контуженым в плен попал, без сознания был. А в разведшколу согласился, чтобы возможность была вернуться домой, как забросят. Мол, как забросят, так сразу и явлюсь. Вот и явился!
– Забросили, значит? – спросил Шелестов, изучая список вещей, изъятых у Лыжина во время ареста.
– Никак нет! – бойко заявил Лыжин. – Не стал дожидаться. С приятелем мы решили спрятаться, а потом тайком, как фронт пройдет, податься до органов, значит, до государственных, кому можно сдаться.
– Далеко вы забрались, – покачал головой Шелестов. – Куда шли, зачем? Почему сразу не сдались в полосе наступления первому же попавшемуся подразделению?
– Так шлепнули бы сразу. Дело такое! И еще причина была. Приятеля моего, Пашку Барсукова, ранило, когда мы от немцев ползли. Куда я с раненым? В деревушке остановились, а там женщина сердобольная нашлась. В аккурат на окраине живет. Она, может, и ухватом нас погнала бы со двора, а может, и за топор схватилась бы, когда форму немецкую увидела. Но мы ей сразу сказали, что разведчики мы из Красной Армии, к своим возвращаемся, из немецких тылов. Она и поверила. А когда полегчало Пашке, мы дальше двинули, а тут уж фронтом и не пахнет. Только мы не знали, хотели поскорее подальше уйти. Кто ж знал…
– …что Красная Армия так наступать быстро умеет? – продолжил Коган, доставая из планшета карту. – Пора бы привыкнуть. Покажи, в каком селе и на какой окраине дом, в котором вас сердобольная хозяйка лечила.
– Да я тут уже говорил до вас, – виновато произнес перебежчик, – не очень я понимаю, где мы останавливались. Названия там не было, а на карте ошибиться смогу. Как ранило Пашку, я перевязал ему ногу и поволок. Сутки волок на себе, а потом деревня, ну, в крайнюю хату и постучал.
– Дурака не валяй, Лыжин, – резко бросил Шелестов. – Ты прекрасно знаешь, на каких позициях стоял твой батальон. Ты готовился и знал, где вы переходили линию фронта. Давай, соображай!
– Да я только к тому, что ошибиться могу, – понизил голос почти до шепота Лыжин и, поднявшись с табурета, подошел к столу. – Во, Столбцы! Здесь, значит, стояли. А вот сюда роту нашу в окопы бросили. Стало быть, вот так мы шли лесочком, потом в овраге отлеживались, а потом Пашку в ногу ранило. Наверное, вот эта деревушка. Тут она как Малая Калиновка указана, но я не могу точно сказать. Похоже вроде. А дом на отшибе, и банька там еще ближе к реке старенькая, покосившаяся. И заборчик совсем упал. А хозяйку звали Мария Ивановна.
– Кто звал? – снова вставил Коган. – Вы слышали, что ее кто-то так называл?
– Ну, я к тому, что она нам так назвалась. А в деревне, можно сказать, и не было никого. Не слыхали мы голоса, никто не приходил к Марии Ивановне.
Сосновский молча встал, взял за рукав Капитонова и вывел в коридор, плотно прикрыв дверь в комнату.
– Ты в деревню никого не посылал?
– Да кого мне послать? Бойцов, что ли, с которыми приехал? Толку от них. Там нужно ехать человеку с оперативным опытом.