Тайник абвера
– Что за село?
– Не знаю, как называется. Лыжин говорил, что каждую кочку тут знает, он к селу и вывел. А потом в одном окне на краю увидели огонек, он пополз и договорился. А потом за мной вернулся. Он ей вроде наплел, что мы советские разведчики и возвращаемся из немецкого тыла, поэтому и в немецкой форме. Поверила.
– С Лыжиным вы в разведшколе дружили?
– Нет, я его даже плохо помню. В батальоне только и познакомились. Он в другой группе обучался.
– В украинской? – сразу спросил Коган.
– Так точно. Вместе мы проходили только саперное да взрывное дело.
– Кто вел у вас занятия по специальной подготовке?
– Озеров. Был такой. Вроде бывший майор Красной Армии. Так мужики про него говорили.
Опять – взрывное дело, опять – люди, обученные закладывать взрывчатку. Значит, готовилась диверсия со взрывом. Это понимал каждый из группы, но трудно было определить, что же немцы хотели взорвать в Пскове, но не успели. И куда они пытаются раз за разом засылать своих диверсантов, чтобы совершить задуманное. Нечего взрывать в Пскове, там и так процентов девяносто зданий разрушено, нет там таких уж ценных для мировой архитектуры зданий, соборов, объектов культурного наследия мирового значения. И все же? Большого склада боеприпасов нет. Бензохранилище, нефтяное хранилище? Ничего такого, что нанесло бы серьезный ущерб тылам армии. Заводы уже разрушены. Но ведь что-то же есть, какая-то цель существует?
– Борис, – Шелестов повернулся к Когану. – Эту загадку надо разгадать. Ты у нас самый опытный следователь, умеешь проводить допросы. Любой ценой надо выудить у этих мерзавцев, что интересует фашистов в Пскове. Они могут и не знать, но по каким-то намекам, обрывкам фраз, деталям разговоров, пусть подслушанных даже, по какой-то особенной подготовке надо попытаться это понять.
Группа уехала в Малую Калиновку на поиски женщины, которая лечила Барсукова после перехода диверсантами линии фронта.
Коган вернулся в комнату, разложил перед собой листы с показаниями перебежчиков и стал их изучать. Это сейчас они перебежчики, люди, возможно, добровольно решившие порвать с фашистами. Но когда-то они так же добровольно пошли к ним на службу. И не факт, что сейчас они честны на допросах. А если честны? Что стоит за каждым из них, что послужило толчком сейчас и тогда, когда они попали в плен, когда пошли в разведшколу? А ведь они разные, очень разные, эти Лыжин и Барсуков.
На улице темнело. Коган сидел за столом и думал о том, сколько уже прошло перед ним предателей, врагов народа, засланных диверсантов из числа тех, кто ненавидит Советскую власть. За годы работы следователем Особого отдела НКВД перед Коганом прошло много судеб. Он вспоминал лица…
Так же вот Борис сидел за столом, покрытым зеленым сукном, так же мерцала тусклая лампа, освещавшая суровые своды комнаты для допросов. Сидел и наблюдал за арестованным, седоволосым, с лицом, испещренным морщинами, в которых читалась вся глубина его прошлого. Годы службы Родине обернулись для него теперь муками предательства. Что же заставило его, потомка людей, что поднимались на баррикады революций, перейти на сторону врага?