Тамара Че Гевара
– Это мине? – С этими словами Игорь отобрал у меня кофе. – Спасибое! Фу, холодное!
Тут уж я ему всё высказала – и про мокрый сапог, и про его дурацкую выходку, и про то, что он одним глотком выжрал половину моего кофе…
– И это вместо благодарности? – удивился он, вернув мне пустой стакан. – Любовь моя, я же только что помог тебе пройти первого босса! Ты готова ко встрече со вторым, или снова придётся выручать?
Прогнуться под изменчивый мир
Никогда ещё от меня не требовали совершить такого гнусного предательства, можно даже сказать, вероотступничества. Но обо всём по порядку. Представ перед завучем Еленой Дмитриевной Потешкиной, я бодро отрекомендовалась и изъявила готовность немедленно приступить к практике.
Потешкина смотрела на меня как-то по-куриному – боком, и это обескураживало. Вообще в ней было что-то такое шальное-полоумное, будто она готовится выкинуть какой-нибудь сюрприз. Говорят же: «бог метит», и Потешкиной оставалось лишь заговорить, чтобы подтвердить мои догадки. Для начала она кивнула на мой стаканчик:
– А это ещё что такое?! – и с отвращением, словно я выбрасываю дохлую крысу, проводила его взглядом в мусорку.
Затем Потешкина усадила меня писать заявление, чтобы через минуту его забраковать:
– А почему с ошибкой-то? Перепиши! Кем? Чем? Зависимое слово.
Тут она ни с того ни с сего бросилась поливать цветы амплитудными нервическими движениями, а я вдруг застопорилась. С самого детства я страдаю очень тяжёлой болезнью. Когда я вижу чужую ошибку, то не могу успокоиться, пока не докажу свою грамотность и правоту, чего бы это мне ни стоило. Однако я уже взрослая, должна понимать насчёт своего устава в чужом монастыре и поэтому, вместо того чтобы закричать «па-а-азвольте!», решила осторожно спросить:
– А разве…
Закончить мне не удалось.
– Не учили тебя документы заполнять? – Потешкина обрадовалась и, подмигнув обоими глазами, дала подсказку: – Прохождение практики – кем? Обло-о-омовой.
Я собиралась с духом, чтобы перенести этот ужас на бумагу, а Потешкина задорно цокнула языком и пошла поливать фикус, приговаривая:
– Грамоте учиться – всегда пригодится. Что напишешь пером, то не вырубишь топором. Так-то! А то вдруг проверка, прокуратура?
Тут я напрочь позабыла, что решила пока помалкивать, и ляпнула:
– А прокуратура-то здесь при чём?
Потешкина снова хорошенько присмотрелась боком, будто почувствовала во мне врага.
– Прокуратура у нас при всём.
Я поняла, что больше не смогу ничего возразить.
То, что произошло потом, можно расценивать и как предательство идеалов, но можно и как победу. Лучше как победу. Я переступила через себя и переписала заявление. Ничего страшного. Я же пришла сюда детей учить, а не завуча. Надо перетерпеть. Стиснув зубы, я вывела под диктовку: «Прошу разрешить прохождение практики мне, Обломовой Тамарой Андреевной».
– Теперь правильно, в родительном падеже! – одобрила Потешкина, заглядывая мне через плечо.
Итак, моя официальная стажировка началась. Мне назначили руководителя, дали целый класс детей (седьмой, как я хотела!), до моего первого в жизни урока осталось всего лишь пять минут переменки, а ещё, слава богу, мой сапог уже почти высох.