Компас и клинок. Книга 1

Но я ему ни разу не рассказывала о своем секрете. Что мои сны наполнены запахом океана.

НАУТРО СОЛНЦЕ ЕЩЕ ПРОДИРАЕТСЯ СКВОЗЬ ОБЛАКА, а мы уже стекаемся на собрание. Из рук в руки переходит печатный лист со смазанными по краям чернилами – столько нетерпеливых пальцев хотят его взять почитать. Узнать, взаправду ли это. Одинокая слеза скатывается по левой щеке старухи Джони, но, глянув на меня, она ее тут же смахивает. Да и остальные тоже смотрят, поглядывают то и дело украдкой. Как будто проверяют, тут ли я еще, жива – не жива. Не свихнулась ли под весом какой-то бумажки.

– Девять дней, – окликает меня знахарка, выходя из толпы.

Она сплевывает на пол, и это так на нее непохоже, такие вспышки гнева, что я вдруг прихожу в себя.

Все это время я бездумно стояла, как будто плыла по течению. Не в силах осознать происходящего. Но теперь протягиваю руку за листовкой. Чтобы осмыслить написанное, чтобы чернила протекли по жилам до самого сердца. Может, я хоть тогда проникнусь гневом знахарки. Хоть что-нибудь почувствую.

– Мы не можем их бросить! – выкрикивает Кай, и по толпе проносится одобрительный гул. – Если мы оставим их в этой тюрьме дожидаться суда, их даже никто не накормит. Их заморят голодом.

– Но залог… Вы только посмотрите, сколько с нас просят.

– …западня, только и всего.

– Наказать хотят нас в назидание другим. Мерзавцы…

– Хватит, – выпаливаю я, только выходит громче, чем я думала. – Хватит уже! Прекратите.

Я встаю, сжимая в руке листовку, и окидываю взглядом ряды глаз, ввалившихся от недосыпа, до краев наполненных ужасом. Я сглатываю; интересно, в моих глазах отражается то же самое?

– Даже если продадим все блестки, весь улов, этого все равно не хватит, чтобы заплатить залог за обоих и вызволить их на свободу. А дозорные только того и ждут. Ловят нас на живца. Поджидают, чтобы мы на это купились.

В доме для собраний повисает давящая тишина. Никто меня не перебивает, даже отцовские товарищи у дальней стены. В комнате, где столько людей, разных мнений и зычных голосов, это пугает больше всего – что ни у кого и слова в ответ не находится. Как будто все наши надежды заранее рухнули.

– На залог нам не хватит. И они это знают. – Я перевожу дух. – Они хотят нас сломить. Чтобы мы перестали топить корабли. Чтобы подмять нас под себя, закрыв глаза на то, как мы умираем от голода.

Шепотки пересыпают тишину, перерастая в целый водоворот.

– А значит, одному из семерки придется пойти и предложить себя в обмен на них. – Я закрываю глаза. – Я пойду.

В комнате воцаряется полный бедлам. Выкрики «нет» перемежаются с призывами освободить Брина. Люди сбиваются в группки и берутся обсуждать, кто для нас ценнее. Я, одна из семерки, мой отец, рыбак, или наш предводитель, Брин. Агнес впивается ногтями мне в руку и насильно тянет на место. Я на автомате сажусь, но сама вся дрожу. Такое ощущение, что все пошло не так.

– Как ты могла? – разъяренно шепчет она. – Даже заикнуться о том, чтобы поменяться с ними местами?

Я хватаю ее за руку в ответ и оборачиваюсь к ореолу ее рыжих волос. Я держусь как могу, стараюсь отринуть самую свою сущность, и меня охватывает страх. Отдышавшись, я его перебарываю и убеждаю себя не трястись за собственную шкуру. Корю себя даже за мысли об этом. Как я могу бояться поменяться с ними местами, когда на кону жизнь отца? Я стискиваю зубы, а крики тем временем становятся все злее, люди пихают друг друга, споря чуть ли не с пеной у рта. Запах отчаяния в воздухе густой, как туман.