Ведьмы.Ру
– Благо, человек он не злобливый, понимающий, а красивой бабе и вовсе многое с рук спустить готов.
– Это вы о чём? – Ульяна почувствовала, как ушам становится тепло. Чтоб тебя… только не сейчас. Спокойно. Дышать надо глубже. Представить что-то хорошее…
Но в голову лезли только складские полки с третьего сектора, которые давно уже свой срок отслужили, и теперь держались чудом или неизвестным науке заклятьем. И то, как оные полки со всем барахлом, валятся на курчавую макушку Мелецкого.
Мысль была до того заманчивою, что…
– Это я о жизни, Улька, – Егор Макарович ослабил узел. – Ты ж девка разумная… упрямая, что коза…
Сам он…
– И вон, гордая… а толку-то? Что тебе с этой гордости? Девки ласкою жизнь строят. Пониманием. Готовностью к компромиссам…
Ага. Постельным.
На них Данька ещё с первого курса намекал, почему-то решив, что Ульяна Тараканова спит и видит, как бы поскорей в его койке оказаться. А что отбивается, так это от избытку стеснительности.
Стыдливость девичья говорит.
– Так что звони…
– Нет.
– Улька!
– Я с этим уродом спать не буду, – Ульяна скрестила руки на груди. – Вам надо, вы и…
– Тараканова!
– Я уже двадцать пять лет Тараканова! – рявкнула Ульяна, чувствуя, что ещё немного и сила окончательно выйдет из-под контроля. И по спине поползла капля пота. Крупная такая. Щекотная. Но эта щекотка хотя бы отвлекала. – И не надо мне тут в уши лить! Уволить хотите? Увольняйте! Да я сама напишу заявление!
– Чтоб всё так просто…
– А если его нос беспокоит, то пусть вызывает полицию, пишет заявление… разбирательство учиним. Камеры посмотрим.
– Ульяна, ну вот что ты… сразу вот… камеры… камеры ж могут и не рабочими оказаться.
– Их же неделю всего, как поставили.
– Вот! И отладить не успели. Оно, конечно, нехорошо и претензию выдвинем… – и пухлыми ручками развёл, понимая, что претензия эта будет к дочерней компании Мелецких.
– Ах так… ну что ж… пусть тогда сочиняет историю, как коварная девица налетела на него в тёмном закоулке и вдарила прямо в нос, – Ульяна упёрла руки в бока. – Он даже моральную компенсацию истребовать может. За оскорбление родовой чести и чего там ещё… только через суд.
Другое дело, что Данька с его болезненным самолюбием в жизни до суда не снизойдёт. Нет, до экономического, вполне себе, а вот прилюдно признать, что ему девица нос сломала?
Да никогда!
Отпускало.
Даже представилось, как Мелецкий со скорбным видом излагает обстоятельства дела… и на душе разом стало легче.
– Оно-то… конечно… это ты верно говоришь, Тараканова… что можно вот так вот… полиция там, суд… но оно кому надо-то? Никому не надо, – Егор Макарович явно знал своё начальство не хуже Ульяны. – Однако дело такое вот… у нас тут инвентаризация грядёт… и как знать, к чему там… ты у нас лицо материально ответственное… а инвентаризация, поверь моему опыту, это всегда недостача… и кому гасить?
Зря она успокаиваться начала.
Определённо.
А даже не в словах дело, а в такой вот… уверенности спокойной, с которой они произносятся, в понимании, что не она первая и не она последняя, и что дурочек таких Егор Макарович повидал великое множество. И управляться с ними научился.