За твоей спиной

– Спасибо вам… – уже гораздо искреннее благодарю и смущенно приподнимаю брови кивая.

– Буба, – бубнит он отворачиваясь.

Я впервые за ночь улыбаюсь.

– Спасибо вам, Буба. Правда.

Слезы на глаза наворачиваются. Столько всего пережила за эту ночь. Хочется скорее помыться.

Когда Буба прощается и мы остаемся одни, скидываю пальто и внимательно изучаю дом. Наверху две спальни и душевая, а под первым этажом обнаруживается дверь, ведущая в сауну. Заглядываю в окна, но, кроме высокого забора и заваленного строительными материалами двора, ничего не вижу.

Поначалу здесь кажется жутко, но потом я осваиваюсь. Проверяю, заперта ли дверь, рассматриваю установленный щиток сигнализации с горящей красной лампочкой и выдыхаю с облегчением.

Лука просыпается поздно. И на удивление в хорошем настроении. Вопросов лишних не задает, ест наспех заваренную овсянку и находит пульт от телевизора.

– Мама, а папа нас здесь не найдет? Мы прячемся?

– Да, – вздыхаю. – Как прятки.

– Мы ведь его больше не увидим? – спрашивает Лука с надеждой.

Я старательно перевожу тему и прошу его достать игрушки из сумки. Захватив пару сменных комплектов и любимые вещи сына, я совершенно забыла о себе, поэтому принимаю душ и, замотавшись в полотенце, отправляю сорочку с бельем в стиральную машинку. Порошок нахожу в ящике под мойкой.

Так проходят два дня.

Ощущения странные. Я никуда не тороплюсь и не пытаюсь успеть, как обычно. В свободном режиме готовлю нам еду, днем мы обычно гуляем вокруг дома, а вечером валяемся на диване возле телевизора. У меня нет телефона или планшета, меня никто не контролирует и не проверяет. Это радует и одновременно пугает. Слишком быстро все произошло.

Страх неожиданно приходит ко мне на третью ночь. Кажется, бояться вообще стало моей традицией. Проснувшись от шума заезжающего на территорию автомобиля, мгновенно прихожу в себя. Правой рукой накрываю спящего Луку, левой стискиваю рукоятку приготовленного на всякий случай ножа.

Приподнявшись, зажигаю ночник.

Сигнализация издает три длинных звука и замолкает. Дверь открывают. И снова шаги на лестнице.

От каждого в голове вспыхивают воспоминания о Германе.

Бам-бам-бам. В ушах шумит. Сердце лупит по ребрам.

Опустив взгляд на нож, думаю о том, готова ли я буду с помощью него защитить себя и сына?

Сомневаюсь.

Когда вижу фигуру в дверном проеме и узнаю в ней Расула, казалось бы, можно выдохнуть. Но нет. Пульс только усиливается. Щеки вспыхивают.

Три года не такой большой срок, но Хаджаев и не думал меняться: ровно остриженные черные волосы, модная небритость на лице, деловой костюм, будто советник главы республики только что вышел с благотворительного вечера и, оставив жену в машине, забежал к нам.

Увы. Расул чужой. И никогда моим не был.

Прислонившись к стене, он молча оценивает взглядом моего спящего под одеялом сына и… меня. Лицо, растрепанные волосы, обнаженные плечи. Вспомнив, что я все еще в одной шелковой сорочке, смущаюсь и прикрываю грудь рукой.

– Привет, – проявляю банальную вежливость.

– Привет. Ты так рада меня видеть?