Сотня. Смутное время

– А вот скажи-ка мне, вьюнош, секрет этот ты нашёл или отец твой? – вдруг спросил поп, вонзив в парня жёсткий, мрачный взгляд.

– Батя его полжизни искал, – пожал парень плечами, дерзко усмехнувшись. – Так что пугать меня, чтобы секрет тот добыть, даже не пытайся. Не тот ты человек, чтобы я испугался.

– Опять дерзишь? – зашипел поп рассерженной гадюкой. – Доиграешься, прокляну. Анафеме придам.

– Попробуй. Я тебя тогда на твоей же колокольне повешу. Удавлю, как того щенка. Забыл, кто меня учил да натаскивал? Приду ночью, и вся твоя семейка кровью умоется, – зашипел в ответ Матвей, вперив в противника не менее злой взгляд. – И никто никогда не поймёт, кто это сделал. Следы от степных коней оставлю, все скажут, что ногайцы всех порешили.

– Да ты совсем бешеный, – вздрогнув от взгляда его сверкнувших глаз, поёжился поп.

Их содержательную беседу прервал стремительно вошедший кузнец. Едва увидев попа, Григорий мрачно хмыкнул и, не здороваясь, с ходу спросил:

– Ты чего тут?

– Да вот, проведать болезного пришёл, – пробормотал тот, отводя взгляд.

– Не лги, не бери греха на душу, – фыркнул Григорий. – Тебе до болезней наших и дела нет. Сколь раз было, тебе молебен за здравие заказывают, а ты всё своё гнёшь. Креста на тебе нет, долгогривый.

– Ты это, не очень, – ещё сильнее стушевавшись, забубнил поп, поднимаясь.

– Ступай отсель, – зло выдохнул кузнец. – Нужен будешь, кликнем. А пока и дорогу в мой дом забудь.

– Да я всю вашу семейку от церкви отлучу, – не выдержав, взревел поп.

– В соседнюю станицу съездим, – равнодушно отозвался Матвей. – В церковь ходят не попу кланяться, а иконам святым и кресту православному. А поп так, довесок к молитве искренней.

– Ты чего несёшь? – развернулся к нему поп всем телом.

– Правду. Первохристиане в пещерах да пустыне молились. И ничего. Слышал их Господь. И без попов всяких обходились, потому как от души молитву возносили, – не остался парень в долгу.

– Да вы тут еретики все, как я погляжу, – обретя дар речи, прохрипел возмущённый до предела поп и, подхватив свой посох, выскочил из дома.

– Ты чего на него взъелся? – спросил Григорий, проводив его взглядом.

– А ты чего? – изобразил из себя раввина Матвей.

– Ну, у нас-то, тех, кто постарше, к этому дураку вопросов много имеется. А вот ты с чего вдруг его задирать начал? – пространно пояснил кузнец, вопросительно глядя на парня.

– А надоел. Всё ходит, слухи глупые распускает да во все углы заглядывает, словно прячут тут от него крамолу какую, – фыркнул парень, устало вздыхая.

– Опять, значит, за старое взялся, – мрачно протянул Григорий, понимающе кивнув. – Он ведь в тот раз не просто так сюда бегал. Помнит, пёс, что молонья это Перунов жезл. Потому и высматривал на тебе знаки его.

– А чего их высматривать? Вон, на морде всё, – хмыкнул Матвей, пожимая плечами.

– Ну да хрен с ним, – неожиданно сменил Григорий тему. – Ты сам-то как?

– Бывало и лучше, – криво усмехнулся парень.

– Болит? – участливо поинтересовался кузнец.

– Болит, зараза. И дышать трудно, – нехотя признался Матвей. – Пока лежу, ещё ничего, а как двигаться начинаю, так аж в глазах темно.