Мороз К.О. Мэр Ёлкино
– Никто не жаловался… – шепчу, едва сдерживая смех.
Костя предупреждающе смотрит на меня. Шутка напрашивается сама собой, но в серьезном мэрском взгляде столько закаленной стали, что я, прикусив губу, отворачиваюсь.
Больно надо.
– Или в баньку бы сходили, попарились. У меня и веничек есть… Можжевеловый. Всю хворь сразу как рукой снимает.
– А ему нельзя в баню… – сообщаю, положив ладони на колени и разведя их в стороны так, чтобы они коснулись дивана.
Растяжка у меня что надо, йогу три раза в неделю с шестнадцати лет посещаю. Разминаю шею и выгибаюсь, принимая асану.
– Это еще почему? – спрашивает Нина недовольно. – Баня – для всех хорошо. Глупость какая-то…
– А у Константина Олеговича акрофобия, – замечаю с закрытыми глазами. – Очень неприятная вещь, скажу я вам.
– Фобия? – не унимается соседка. – Жары, что ли, боится?
– Хуже, – оборачиваюсь.
Костя награждает меня фирменным, ироничным взглядом. Акрофобия – боязнь холмистой местности. А у Нины такие… мм… холмы…
Все он понял…
– Ой, а дом-то как украсили, Константин Олегович! – хлопает в ладоши Нина, крутясь по сторонам. – Даже чучело свое принарядили…
Альберт медленно поворачивает голову и выпучивает глаза.
«Сама ты чучело!» – рычит.
– Ой, мамочки! Он живой, что ли?
Тут же, не дожидаясь ответа, Нина хватает пакет и начинает один за другим выкладывать на стол свои кулинарные шедевры.
– Вы уж сильно-то не оценивайте, Константин Олегович. Я быстро тесто сообразила. Девка я хозяйственная, руки откуда надо растут. Вот пирог с капусткой и яйцом, вот с рыбой. Минтай с горбушей пятьдесят на пятьдесят, – добавляет скромно. – С мясом и ливером. И с сухофруктами…
Скатерть-самобранка какая-то. Куда столько?
Она думает, он алабай?..
– Спасибо, конечно, Нина, – вежливо благодарит Мороз. – Но не стоило так утруждаться. Это очень много, мне столько за все праздники не съесть.
– Ну-ну, вы мужчина видный. Вас, такого большого и сильного, кормить надо, – она застенчиво опускает взгляд, а мы с Альбертом в голос от банальности вздыхаем, но Нина на этом не останавливается. – А то Новый год ведь… Кто вас накормит?
Как бы невзначай осматривает кухню. Замечает мясо и порезанный салат.
– Ой, оливье! – удивляется.
Она что, думала, я пальцем деланная? Я и сельдь под шубой умею, и мимозу. Что там еще в Советском Союзе было? Холодец вот только больше не хочется…
– Ну кто же со свежими огурцами делает? – забивает Нина последний гвоздь в мое хорошее к ней отношение. – Надо ведь с маринованными, хрустящими!..
– А вы тоже в СССР родились? – спрашиваю, мило улыбаясь.
Костя вздыхает и мысленно отправляет мне: «Я же говорил – ты Скальпель!».
– В каком смысле? – нервничает. – Девяностого года рождения. Возраста своего не стесняюсь… Женщина с годами только лучше становится, как вино.
– Ясненько, – пожимаю плечами.
Тоже старая, значит.
Вдруг обиду чувствую. Может, уехать отсюда? Что мне тут с ними делать? Пусть свои пироги уплетают и вениками можжевеловыми лечатся…
Украдкой подслушиваю:
– Константин Олегович, а вы же меня помочь просили. Какую-то анкету заполнить по улицам Елкино?