Мороз К.О. Мэр Ёлкино
– Что? – усмехаюсь чуть агрессивно.
В трубке жуткий треск и нервное дыхание.
– Э… Э… Батон, говорю, «Московский». Жена попросила купить на бутерброды со шпротами, а я забыл, дурья башка. Константин Олегович, с наступающим!
Убрав телефон, достаю из шкафа тарелки и раскладываю завтрак. Следом наливаю черный чай. Осматриваю темную гостиную чуть поплывшим от жара взглядом.
С лестницы доносятся шаги. Легкие и короткие, больше похожие на топоток.
Ника появляется в дверном проеме. Худая, маленькая.
Мы с ней примерно как конь и белка. Вернее, старый конь и молодая, активная белка. Сколько ей? Лет двадцать, наверное?..
Чувство вины дребезжит где-то на подкорке, но я запихиваю в себя кусок яичницы и проталкиваю его, не жуя, подальше.
– Я… вот, – опускает она глаза, показывая на футболку, которая ей до середины бедра. – Позаимствовала у вас. В шкафу.
– Переживу, – киваю, указывая на место напротив. – Садись, ешь и уезжай.
– А вы гостеприимный!.. – смущенно смеется она и озирается по сторонам.
Замирает как вкопанная и пятится назад.
– Боже. А-а-а… Мамочки…
– Что? – наблюдаю за ней внимательно.
Когда девчонка передвигает ноги, футболка задирается.
– Это кто? – чуть истерично спрашивает.
– Альберт.
– Альберт? – Ника возмущенно машет руками и тут же их прячет за спину. – Сова Альберт. В доме? Вы серьезно, блин?
Мохнатая серая птица на шесте в углу комнаты непонимающе поворачивает голову на девяносто градусов. Я качаю головой, чтоб не барагозила мне тут при чужих.
– Это совенок. Маленький, – спокойно объясняю медсестре Нике Солнцевой.
– Вы… псих? Скажите мне.
Дышу, раздувая ноздри, и молчу. На госслужбе это одно из главных качеств. Даже основополагающих.
Псих.
Гондон московский.
Ну и предновогоднее утречко.
– Ешь уже, – коротко приказываю.
Она, с опаской поглядывая на мертвецки спокойного, воспитанного, в отличие от некоторых, Альберта, садится и тянется к вилке.
– Яичница, – капризно произносит и начинает соскребать с застывшего белка приправу «Итальянские травы», с которой я обычно готовлю яйца по утрам. – Обязательно вот с этим было делать? – тут же дуется.
Я в ахере от ее наглости, но вроде как не мое это дело.
– Компота сегодня нет, – сообщаю с каким-то садистским удовольствием, не переставая орудовать ножом и вилкой в своей тарелке.
Молчит.
Тоже ноздри раздувает. Бюджетница ведь!
Еле сдерживаю смех, который одновременно еще и грех, потому что как вспомню, так вздрогну. Директриса дома престарелых атаковала своими вопросами. Меня минут пятнадцать всего не было…
– Что ты делаешь? – спрашиваю, глядя в ее тарелку.
– Я желтки не ем.
Она аккуратно отделяет все лишнее и маленькими кусочками ест вычищенный от приправы белок.
Что-то в ее образе меня привлекает. Или это последствия повышенной температуры?
Украдкой разглядываю широкий лоб, шелковистые волосы и угловатые, острые на ощупь плечи. Под белой тканью своей футболки на округлой груди замечаю… блядь… нет!
Красные медицинские кресты. По одному на каждый сосок.
Она свой наряд под футболку надела?
Беру стакан и жадно отпиваю воду. Мои глаза наверняка становятся величиной с выпученные шары Альберта, но отвести их от «мишеней» я не в силах.