Мороз К.О. Мэр Ёлкино

Воспитанный какой! Закатываю глаза.

– Да, – отвечаю, приглаживая всклокоченные волосы.

– Привет…

Смотрим друг на друга. Тоже как-то по-новому.

В спортивных серых штанах и белой футболке он выглядит домашним и неприлично большим. Я, кажется, краснею…

– Ничего не помню, – улыбаюсь скромно, прикладывая ладони к щекам. – Как вчера все закончилось? Как я здесь оказалась?

– Ничего не помнишь? – спрашивает он, подзависнув взглядом на одеяле, которое грозится съехать с обнаженной груди.

Подтягиваю его и придерживаю пальцами.

– Нет…

– Это твое, – раскрывает ладонь.

– О боже… Вы это видели, да? – захлопываю глаза стыдливо.

Мэр хрипло смеется и снова закашливается.

– Вот это да!

– Что? – смотрю на него. – Блин. Вы хотите, чтобы я под землю провалилась от стыда?

Без интереса смотрю на белые прозрачные трусы, плавно переходящие в две тонкие полоски ткани. Красные медицинские кресты на них имеют свою функцию: прикрывать соски.

– Я, конечно, требовал от Министерства здравоохранения высококвалифицированный персонал в нашу Елковскую больницу, но чтобы они так быстро закрыли мою заявку да еще лучшими кадрами! – еле сдерживая смех произносит. – И сразу с униформой!..

– Вам смешно? – шиплю яростно.

– Мне – да.

Он хохочет, а я злюсь. Когда закашливается, пытаюсь найти в себе силы не злорадствовать.

– Вы не должны были это увидеть, я вообще не понимаю, что вчера случилось!.. – расстроенно произношу.

Мороз качает головой.

– Я забыл тебя предупредить, чтобы ты ничего не пила в гостях у Владимира Владимировича.

Я вспоминаю милейшего седовласого старичка, капитана дальнего плавания в белой фуражке, который гостеприимно нас встретил и пригласил к себе в гости после праздника, за накрытый угощениями стол. Мне нужно было ехать, и я сильно торопилась, а мэра, как назло, отвлекла директор дома престарелых.

– Он давал мне компот, – вспоминаю. – Вкусный такой, сладкий.

– Я уже понял. Местные называют этот самый компот «Том и Джерри». И давно обходят его стороной, Ника.

– Но почему?

– Потому что это брага. Настаивается на дрожжах и сахаре, – улыбается. – И Владимир Владимирович постоянно ее всем предлагает. После одного стакана человек меняется до неузнаваемости. Наутро, как правило, ничего не помнит и болеет. Ты как?

– Голова раскалывается. Это, вообще, законно так людей опаивать?

– Он не со зла. Ищет собутыльников. Вчера ему, конечно, с тобой особенно повезло. В его-то возрасте…

Он снова начинает хохотать, а я решаю не узнавать, почему старику «особенно повезло» со мной в качестве собутыльницы. Пока не готова к таким откровениям.

– И ты в этом кружевном безобразии поехала в дом престарелых? – расслабленно смеется Константин Олегович, сжимая в руке кусок полупрозрачной ткани.

– Отстаньте! У меня голова болит! – Дуюсь, стискивая покрывало.

– Да оттуда сегодня пятерых стариков выписали, Ника! Это первый случай, когда они уехали не вперед ногами! После такого!..

– Вообще-то, я должна была вчера идти на свидание…

Мужской смех как по команде меркнет, а спокойный лед в голубых глазах трескается от злости.