Зимняя бегония. Том 2
– Да разве ж ты видел солдатню восемнадцатого сентября? Ты так стремительно прискакал в Бэйпин, что и штаны не успел натянуть!
Фань Лянь похлопал его по руке:
– Ну хватит! Не говори обо мне как об изменнике родины. Смотрим спектакль! Смотрим! – И, посмеиваясь, поменял их чашки местами: – Зять, попробуй-ка моего дахунпао [61], взял его с собой из дома, прекрасно сочетается с постановкой Шан-лаобаня!
Чэн Фэнтай поднял чашку и прихлебнул, решив не опускаться до уровня Фань Ляня.
Открывала представление сценка из «Чжаоцзюнь покидает пределы родины», которую Сяо Чжоуцзы репетировал столько дней. Его изящная и легкая Ван Чжаоцзюнь, одетая в белоснежную телогрейку с хлыстом в руке, сразу же обратила на себя все взгляды, очаровав зрителей свежестью и ясным взором. Воплощенная им особа обладала чистотой и бесстрашием молодости, стоило ему объявиться на сцене и застыть в картинной позе, как зрители тут же разразились восторженными криками: и потому, что он был поистине прекрасен, и потому, что они в самом деле смотрели на него. В отличие от прежних его выступлений перед пьяными стариками, где все зрители были под хмельком и лишь он один оставался трезвым, на сей раз Сяо Чжоуцзы обратил на себя пристальное внимание каждого в зале и с первой же минуты собрал одобрительные крики «Браво!». Именно это его выступление можно было назвать настоящим дебютом. Прежнее беспокойство Шан Сижуя насчет того, что он смутится перед публикой, не только не оправдалось, но Чэн Фэнтаю показалось даже, что Сяо Чжоуцзы выступал еще свободнее обычного. Изначально сильной стороной Сяо Чжоуцзы была его выразительная жестикуляция и движения, а обучение у Шан Сижуя, в котором он передал все свои секреты мастерства, закалило и отшлифовало его талант, отчего природная одаренность Сяо Чжоуцзы засияла еще ярче, и он выставил себя во всей красе перед огромной толпой. Шан Сижуй стремился к тому, чтобы жестикуляция Сяо Чжоуцзы смотрелась еще выигрышнее и он произвел бы на публику неизгладимое впечатление, чтобы о нем принялись справляться, преследовать его, ходить на каждое его представление.
Взять хоть Фань Ляня, глядя на сцену, тот рассыпался в похвалах:
– И где же Шан-лаобань отыскал этого ребенка, настоящее сокровище? Да еще скрывал его, показал нам лишь сегодня!
– Шан-лаобань еще и пожаловал ему имя, назвал Чжоу Сянъюнь. Как тебе? Хорошо?
Фань Лянь расспросил, как пишутся эти три иероглифа, и покачал головой, изумленно вздыхая:
– И в самом деле неплохо! Эта талия, просто удивительно, такая гибкость… Как по мне, он может соперничать с самим Шан-лаобанем, а ведь он такой юный, сколько ему – тринадцать или четырнадцать? Еще пара лет занятий, и он, быть может, сумеет даже превзойти Шан-лаобаня, когда достигнет его возраста. Пока трудно сказать! – Он заискивающе улыбнулся: – Вот только, зять, ты не говори этого Шан-лаобаню, Шан-лаобань человек с большими амбициями.
Чэн Фэнтай не принял его слова всерьез, но в то же время задумался: а если вдруг Сяо Чжоуцзы и впрямь когда-то превзойдет Шан Сижуя, тому наверняка непросто будет смириться с тем, что его поджимает младшее поколение, которое он сам же и наставлял. Разве не потому бесился Сыси-эр, до смерти изводя Сяо Чжоуцзы?