Морана и Тень. Плетущая
– Раз такая златорукая, то иди и хлевом займись, приберись там, что ли, – бросила Милана, скорчив гримасу.
Ена не выдержала, схватила дрянь за волосы и потянула к воротам. Та царапалась, визжала и брыкалась, но Ена упрямо тащила её по двору, не обращая внимания, что все слуги да стражи замирали и таращились на происходящее. Однако ни один из них не дёрнулся, чтобы помочь боярской дочери, даже когда она с воплями требовала об этом. Ена в простом сарафане и с неукрашенной косой выглядела серой мышью на фоне разодетой в шелка Миланы. Однако Ену все знали при дворе, и никто за капризную гостью не вступился.
Ена подошла к воротам и вежливо попросила дружинников распахнуть двери. Те с непривычной прытью принялись выполнять просьбу. Ена, не моргнув и глазом, вытолкала вопящую Милану в образовавшуюся щель на улицу и захлопнула воротины перед её носом.
Что ж. С боярской дочерью точно так ещё не обращались, но Ене было плевать, двор её отца Врана не так уж и далеко, дойдёт пешком, не сломается.
По-прежнему кипя от гнева, Ена едва ли не бегом вернулась к Рокелю, который уже расслабленно болтал с Зораном: ни одного не обидело, что Милана с ними обоими пыталась отношения строить. Их смех разве что разозлил Ену, и та, не раздумывая, треснула Рокеля по голове. Удар был не сильный, скорее нравоучительный, но княжич принял оскорблённый вид, обиженно округлив глаза.
– Болван! – рявкнула Ена. – Я тебя, дурака, вчера зашивала после неудачной тренировки, чтобы что?! Сегодня перешивать?! Сказала – бок не тревожить!
– Да я же… я пытался отстраниться!
– Видала я! Так пытался, что она тебе на колени едва не забралась! – не унималась Ена, говоря о личном явно громче, чем следовало.
– Слишком долго ты всем девушкам отказывал, Рокель, – встрял Зоран. – Теперь они ждут, пока ты беспомощным станешь и отбиться не сумеешь.
Зоран проглотил язвительный смешок и покачнулся, получив от Ены щелбана. Княжич лоб пощупал, будто не верил, не показалось ли. Теперь оба брата глядели на неё с обиженным недоумением, становясь юнее и как-то беспомощнее.
Не могла она их понять. Видела, как братья громким голосом командовать другими мужчинами умеют, видела, как любая коряга в их руках в оружие превращается, наблюдала, как с мечами они с десяток соперников на раз-два укладывали, синхронно прикрывая друг другу спину. Слышала их шутки и споры: за словом в карман братья не лезли, умея приструнить если не приказом, так едким ответом. Однако с Еной они становились другими: покладистыми, словно думали, что сломают её любым опрометчивым словом. И эта осторожность иногда злила Ену сильнее всего. Они не видели в ней достойную соперницу для спора.
– Твоя подружка, значит, ты и виноват! – бросила первую пришедшую на ум причину Ена.
– Из-за пары поцелуев подружками не становятся.
С губ сорвался разочарованный стон, Ена всплеснула руками и, развернувшись, ушла. За спиной послышались тихие смешки. Она обернулась, одарив братьев тяжёлым взглядом, и те с наигранным испугом умолкли, зная, что их притворство лишь сильнее разозлит Ену. Так и вышло. Она издала преувеличенно раздражённый вздох и заторопилась вернуться к домашним делам.