Неупокоенные

Записи бабушка оставила подробные. Как будто знала, что я прочту. Или вправду знала?

Наткнувшись на большой пакетик с крупными семенами подсолнечника, я вдруг вспомнила еще одну удивительную историю, которую, будучи ребенком, похоже, тоже не совсем правильно истолковала.

– Девушка одна жила в райцентре, Любой звали. Неплохая, может, была девушка, завистливая только и болтливая, удержу не знала. Подружка ее, Раиса, рассказала Любе тайну про свою любовь к одному парню. Женатому. Люба и сама в того парня влюблена была, а он другую предпочел и женился.

Раиса не собиралась в семью лезть, поделилась просто, чтобы в себе не носить, а Люба возьми и растрепли. И приврала еще, мол, роман у него с Раисой был! Ясное дело, с женой у него разладилось, а он ее сильно любил. Пришел к Раисе, наговорил всякого от расстройства. Люди на Раису смотрели косо, осуждали. Нехорошая история вышла, много там чего было. Несчастная повесилась от переживаний. Откачали ее, успели, жива осталась, но с той поры умом тронулась. Любу никто не винил, кроме матери той повешенной, но кто ее слушать будет? Горе разум замутило.

Люба вскоре перебралась в город, а на выходные приехала как-то, решила в магазин зайти. Перед магазином старушка сидит, семечками торгует. Крупные семечки, одна к одной. И так ей захотелось тех семянок, что купила Люба стаканчик, не удержалась. Из магазина вышла – нет старушки, распродала, видно, товар.

Пошла Люба домой. Вечерело, дождик накрапывал. Через поселок речушка протекала, не речушка даже, так, ручей. И мостик был перекинут. Пошла Любаша по мостику. Идет – и слышатся ей шаги за спиной. Странно как, думается девушке: улица пустая, не мог никто незаметно позади очутиться. Мог или не мог, а только слышит она, догоняет ее кто-то, прямо в спину дышит, а шаги тяжелые, топочут! Хотела Люба оглянуться, но вспомнила: нельзя оборачиваться, если чудится, что идут за тобой по мосту. Нечистый это.

Совладала с собой, не обернулась. Добежала до дому, заперлась на все замки, трясется от страха. Есть-пить Люба не могла от волнения, только семечек погрызла. Все, весь пакетик. Уж так ей тех семечек хотелось, сил нет.

Только на пользу семечки не пошли. Стала Люба худеть, бледнеть и чахнуть. Начнет есть – давится, любая еда горькой кажется, комом поперек горла встает. Во рту постоянно привкус земли, как ни полощи, зубы чистить бесполезно. Шаги за спиной теперь ей слышались постоянно, а еще и на шее будто удавка затягивалась, дышать не давала. Порча в тех семечках была, вот оно как.

– Умерла Люба? – спросила у бабушки маленькая я.

– Нет, осталась жить. Только они с Раисой, которая по ее вине пострадала, вроде как местами поменялись. Чем хуже было Любе, тем Раисе становилось лучше. В итоге Раиса совсем оправилась, уехала из этих мест навсегда вместе с матерью. А Любаша… Ты ж видела Любашу-то, дурочку местную!

Я видела. Но лишь теперь все-все поняла, что тогда случилось.

Поняла, какой силой обладала любимая бабушка. Одно мне непонятно было: откуда бралась людская злость? Они к ней за помощью обращались: кого вылечить, кому потерянную вещь найти, кого от пьянки отворотить, кого в семью вернуть. Советовались, бегали тайком, а все равно ненавидели. Оттого и со мной детям своим запрещали общаться.