Рассвет Жатвы
Друзилла широко раскидывает руки.
– Счастливой вам второй Квартальной Бойни!
– Трансляция окончена, – раздается из динамиков.
В эфир дают Жатву в Дистрикте-11. Искусственные аплодисменты смолкают, и Друзилла с протяжным стоном оседает прямо на сцену.
– Великолепно! Браво, ребята! – кричит Плутарх, появляясь на краю сцены, и команда «Капитолий-ТВ» разражается громкими ободряющими возгласами. – Друзилла, без сучка без задоринки!
Друзилла приходит в себя и сдергивает свою шляпу-нарцисс, уцепив ее за ремешок под подбородком.
– Понятия не имею, как мне это удалось. – Она вытаскивает из ботинка пачку сигарет и закуривает, выдыхая дым через нос. – Будет что рассказать на столичных вечеринках!
Один из помощников появляется с подносом, уставленным бокалами с бледной жидкостью, и случайно предлагает и мне: «Шампанского?» – прежде чем осознает свою ошибку.
– Ой! Детям не положено!
Друзилла хватает бокал и замечает молчаливых и несчастных жителей Дистрикта-12, на которых падают остатки конфетти.
– Чего уставились? Грязные твари! Отправляйтесь по домам, живо! – Она обращается к миротворцу: – Уберите их отсюда, пока у меня волосы вонью не пропитались. – Она нюхает свой локон и кривится. – Слишком поздно.
Миротворец подает сигнал, солдаты начинают теснить толпу. Бердок с Блэром уходить не хотят, однако большинство зрителей спешат к соседним улочкам – они лишь рады поскорее убраться с Жатвы, пойти домой и обнять своих детей, а постоянные покупатели Хэтти – хорошенько напиться.
При виде миротворца, удерживающего Ленор Дав, я ударяюсь в панику. Почему я не вмешался раньше? Почему ждал до последнего и оказал открытое неповиновение солдату? Неужели я испугался? Растерялся? Или просто спасовал перед человеком в белой форме? Теперь мы оба обречены. Миротворцы достают наручники, и тут поспевают Кларк Кармин с Тэмом Янтарем. Они разговаривают с ним быстро и по-тихому, вроде бы суют деньги. К моему облегчению, миротворец оглядывается, отпускает ее и уходит. Ленор Дав рвется ко мне, но дядюшки поспешно заталкивают ее в боковую улочку.
Другие незадачливые близкие новоявленных трибутов остаются на площади.
Мистер Доннер подбегает к сцене с пригоршнями денег в надежде, что удастся как-нибудь выкупить Мейсили, его жена с Мерили мнутся возле витрины своего магазинчика.
– Не надо, папа! – кричит Мейсили, но ее отец продолжает махать купюрами.
Вон стоит семейство, в котором я угадываю Келлоу: женщина истерически рыдает, мужчины дерутся.
– Это ты его сглазил! – обвиняет один другого. – Ты виноват!
Наши соседи, Маккои, обнимают ма, та едва держится на ногах. На ее руке повис Сид, тянет маму вперед и кричит:
– Хеймитч! Хеймитч!
Я уже до смерти тоскую по дому. Знаю, я должен быть сильным, но от их вида я падаю духом. Как они без меня справятся?
Теперь трибутов должны отвести в Дом Правосудия для прощания с родными и близкими. Однажды я при этом присутствовал. Ма и па взяли меня с собой, когда трибутом стала Сарши Витком, дочь старого начальника папиной смены. Годом раньше она осиротела – ее отец Лайл умер от антракоза, болезни шахтеров. Ма сказала миротворцам, что мы ее родня, и нас отвели в комнату, уставленную пыльной, грубо сколоченной мебелью. Думаю, кроме нас, к ней никто и не пришел.