Кровавые легенды. Античность
Кривясь и кашляя, Иванов преодолел еще одну лестницу, и еще одну, и еще. Плитку измарали пятнами тени листвы. В кронах деревьев надрывались цикады. Узнав от общих приятелей, что бывший муж вот-вот отдаст концы, Ира позвонила ему, но он не снял трубку и сообщения не прочел. Зачем ворошить прошлое? Счастливая во втором браке – если верить социальным сетям, – Ира не должна забивать голову такой ерундой.
Нужный номер расположился на самом верху глинобитных наслоений. Иванов скинул рюкзак, принял душ и переоделся, хотя смысла в этом было столько же, сколько в надписях на чужом языке. Не покидала мысль, что, размазывая по впалой груди шампунь, он омывает труп. Зеркало демонстрировало усохшего человечка с мешками в подглазьях.
У них с Ирой не было детей. Лобастого мальчугана Ира родила от коллеги-поляка. Иванов лайкал фотки. Отсутствие наследников делало его каким-то легким, что ли, случайным. Своего уголка во Вроцлаве он не нажил, арендодатель просто выкинет вещи или отдаст, скажем, беженцам. Значительную сумму денег – сэкономил, отказавшись от дальнейшего лечения, – Иванов перевел в фонд борьбы с онкологией, а коллекцию винила подарил боссу, тоже уже бывшему; босс старательно отводил глаза и тщетно искал правильные формулировки.
Ничего правильного не было в том, чего пока не избежал ни один человек, кроме сына Божьего.
Иванов автоматически сунул ключ в карман шортов. Больше он ничего не взял. Кошелек, паспорт, мобильник остались лежать на застеленной кровати. Полотенца-лебеди. Цикады-плакальщицы. Выкашлять ком дряни – и вперед, по лесенкам, по терраскам, вниз, где жизнь празднует мимолетную победу.
В столовой его окружили тела: обгорелые, розовые, бледные, колышущиеся, упакованные в парео, разрисованные татуировками, увлажненные кремами, волосатые, гладкие. Аппетита не было, но он нагрузил в тарелку всякого. Заставил себя есть и не думать, что эта рыба будет в его желудке при вскрытии. Последний ужин с видом на горы. Смертник. А кто нет? Сколько лет понадобится, чтобы та блондинка, лопающая дыню, превратилась в хрупкую мумию? Не так много, как она полагает.
Иванов, конечно, мог раскошелиться на настоящий ресторан в городе, выпить хорошего вина. Но его вполне удовлетворили гостиничные блюда и красная бурда в стакане. Захотелось выпить второй, третий, перейти на крепкое. Но он решил быть трезвым, когда…
Когда.
Солнце клонилось к закату. Небо над горизонтом было нежно-розовым, как гениталии. Иванов не кашлял, покидая отель. Прямая спина. Ровный пульс. Он даже был воодушевлен, как человек, которого вот-вот выпустят из пыточной.
Год, всего год. А чьи-то мучения растягиваются до бесконечности. Он не собирался тянуть.
Между отелем и морем лежала оживленная трасса. Иванов прошел под ней. Переход украшали наивные рисунки улыбающихся дельфинов. Дальше скрипела испытываемая ветром на прочность жестяная реклама таверны. Нарисованные блюда выцвели до несъедобных куч. Справа – аренда автомобилей, заброшенная гостиница и минимаркет, у входа в который плясали, обезумев, надувные фламинго, привязанные к турникету. Ветер гнул их полые шеи.