Папа в подарок, или Шанс на новую жизнь
Покидаю свое убежище с фальшивой улыбкой, приклеенной к лицу, и направляюсь в зал, где моя ничего не подозревающая дочка клеит бумажную гирлянду.
– Мамочка приехала!
– Привет, солнышко.
Ловлю свое маленькое чудо в объятья и крепко прижимаю ее к себе. Глажу медные волосы, волнами рассыпавшиеся по маленьким плечикам, и ненавижу себя за то, что вскоре сломаю ее хрупкий детский мирок.
– Сонюшка, котик, иди к себе в комнату и собери игрушки, пожалуйста.
– Но зачем, мама?
– Я тебе все потом объясню, хорошо?
– Хорошо.
Сдавшись, Соня уступает и, бросив гирлянду на полу, уносится в спальню, пока я нервно сминаю край пуховика и до крови закусываю саднящие губы. Пытаюсь заглушить душевную боль болью физической и напоминаю себе о том, что я не имею права на слабость.
Теперь я единственная опора для дочери. Только я.
– Вероника, может, теперь ты, наконец, объяснишь, что случилось?
Вздрагиваю от врезающегося в барабанные перепонки вопроса и поворачиваюсь, сталкиваясь нос к носу со свекровью. Она шарит по мне испуганным взглядом и старательно ищет причину моего странного поведения.
– Ваш сын изменил мне. И я подаю на развод.
Тяжелые фразы с привкусом металла царапают нёбо и оседают горечью на языке. Пальцы снова терзают ни в чем не повинную ткань, а в горле першит едко и противно.
И если я уже приняла суровую действительность, то Тамара Николаевна, конечно, в нее не верит и пытается оправдать сына, как любая нормальная мать.
– Но… как?
– Так. В нашей квартире. На нашей с ним кровати.
Бросаю резче, чем мне бы того хотелось, и с шумом выпускаю воздух из легких.
– Вадик не мог…
– Еще как смог. И знаете с кем?
– С кем?
– С моей лучшей подругой.
Тишина ненадолго повисает между нами и давит, давит, давит так сильно, что кажется, в следующую секунду моя чугунная голова разорвется, и носом пойдет кровь. Но ничего подобного не происходит.
Несмотря на пережитый стресс, все системы моего организма функционируют нормально и не думают ломаться. Лимфа все так же течет по венам, сердце тарабанит, может быть, чуть лихорадочнее, чем обычно, в остальном, никаких отклонений.
– Извините, что испортила праздник.
Выдохнув, я развожу руками и устремляюсь вслед за дочкой прежде, чем Тамара Николаевна выйдет из ступора и найдет что возразить.
На автомате я закидываю свои немногочисленные вещи в спортивную сумку, сверху кладу Сонины джинсики, платья и свитера, несколько ее любимых игрушек пакую в небольшой, но вместительный рюкзак.
Все это проделываю в полном молчании под тихое сопение дочери. И выпрямляюсь ровно в тот момент, когда Тамара Николаевна бесшумно проскальзывает в комнату.
Выдает испуганное «оу». Прикрывает рот ладонью. И предпринимает еще одну попытку воззвать к моему разуму.
– Ника, родная, не пори горячку. Подумай хорошенько. Ну куда вы на ночь глядя в мороз?
– Куда угодно, лишь бы не здесь. Сонюшка, милая, одевайся.
Отрезаю бескомпромиссно, в красках представив все прелести ужина с Вадимом, и осторожно протягиваю дочурке ярко-красный пуховик. Помогаю ей застегнуть изредка заедающую молнию и, подхватив сумку, выхожу в коридор.