Порочный. Скандальный роман
– Отпусти!
Вместо этого он ловко пригвоздил мои запястья к кровати и нажимает телом, трется бедрами…
– Отпустить? Это я умею, – недобро горят глаза. – Вот только у меня времени мало. Готова быстро и жестко?
– Что?! Нет! Не выдумывай! У нас был… уговор!
– И ты его нарушила, завалившись в мою кровать! – перебивает. – А трусики… Почему такие мокрые и пахнут мылом? Постирала, чтобы они твоей мокрой и сладкой куночкой не пахли? Вот только зря старалась, я уже чувствовал, как ты пахла… течной сучкой, которой болта не хватает! Ох, как же тебе его не хватает! Сучка!
Телефон Рахмана вибрирует в кармане брюк.
Отрезвляет мужчину на несколько секунд. Он бранится! И немного ослабляет хватку.
– Твое счастье, что у меня нет времени. Иначе… – стискивает запястья крепче. – Я бы тебя так за эти выходки выебал. У тебя таких больших еще не было, гарантирую. Другие мужики потом со свистом пролетать будут. Всюду!
Выдав эту грязную тираду, Рахман треплет меня по щеке и встает.
– А теперь поднимайся и живо… Вали из моей спальни! Закройся у себя. Я проверю! Смогу войти – пиздец тебе, Рори. Запомни!
Рахман делает шаг в сторону, резко оборачивается, гаркнув:
– Ну, чего пялишься?! Пришла на трах? Вот только у меня проблем куча! Пошла вон.
Грубиян! Орет еще на меня.
Вылетаю из его кровати. Бегу, не разбирая дороги.
– Очень надо, ага… Поменьше фантазируйте! В вашем возрасте… вредно!
– Ай, ска… – бухает по двери ладонью.
По той самой двери, которая у меня буквально перед носом захлопнулась!
Я в шоке застываю.
Как так?!
Он же громила. Неповоротливый. Взрослый…
Такие быстро бегать не умеют.
Наверное, все недоумение и возмущение написано у меня на лице, потому что Рахман ухмыляется на ушко, стиснув ладонями талию.
– Что, Рори, не ожидала, что мамонты могут быть быстрыми? Теперь знаешь… А еще сильными, – отрывает меня от пола и тащит к своей кровати.
Теперь я уже запуталась, кто есть кто. Но я чувствую себя добычей.
Его добычей… Добычей первобытного, могучего, сильного мужика, который живет только законами природы и плевать хотел на приличия. Есть только один древний закон: он самец, а я самка, которая плавится воском в его руках.
– Иди-ка сюда, девочка. Вот так! Живо! – роняет строгий окрик сверху. – Будешь дергаться, всыплю так, что о танцах только мечтать останется! Не дергайся!
Рахман, изрыгая ругательства и добавляя восклицания на родном, путем уговоров, силы и шлепков… опускает меня к себе на колени, лицом вниз. Одной ручищей нажимает на спину, зафиксировав.
Вторую алчную руку запускает под мои штаны, резко дернув их вниз.
– Надо же, еще одни трусики, а я думал, что ты без них. Непорядок!
Дергает их вниз, оголив мою задницу.
– Кажется, никто не шлепал твою попку… – гладит ладонью. – Что ж, добавим немного! – и отпускает шлепок. – Воспитательных… мер!
Дышит часто, отвешивая звонкие шлепки по моей попке.
Каждый раз я сжимаюсь, но больше обжигает, боль слабая. Бьет явно не сильно, но горячо становится так, словно хлещет.
Шиплю, сыпля ругательствами.
– Помою рот тебе с мылом. Прежде чем сунуть в него болт! В следующий раз так и сделаем, да? – новый шлепок.