Эпоха перемен

– Ты опять ей звонил? – поинтересовался я.

– Ну да… а чё ж нет-то? Мать всё-таки… а тут присяга… такое дело…

Я выключил свет в ванной и пошёл на кухню. Отец последовал за мной.

– Не стоило, пап… – сказал я мягко. – Там… давно всё понятно.

Отец глубоко вздохнул и сел, вроде как невзначай потрогал грудь с левой стороны.

Именно сердце его и доконает. Необследованные вовремя сосуды, несделанное вовремя шунтирование… а ведь его готовы были в Бурденко принять! Врачи говорили, что ещё лет десять можно было давать с очень большой степенью вероятности.

– Ты не держи на неё зла…

– Пап, да в мыслях нет, – улыбнулся я. – Я благодарен ей за всё. А остальное… что ж, если она счастлива, то это хорошо.

– Вот и правильно мыслишь, – улыбнулся отец.

Конечно, раньше я говорил куда более резко. И в выражениях не стеснялся. Не понимая, что делаю только хуже единственному оставшемуся у меня по-настоящему близкому человеку.

Мама ушла от нас три с половиной года назад. Мне было тринадцать, и случившееся для меня стало полной неожиданностью.

Да, родители всё чаще ругались. Мама жаловалась на безденежье и неустроенность. Выговаривала отцу. Тот пытался что-то делать – но, видимо, действительно бывают такие люди, которые совершенно не приспособлены к жизни в эпоху дикого капитализма. Он пытался честно зарабатывать деньги, как его учил всю жизнь мой дед – убеждённый коммунист. Разумеется, безо всякого успеха. Потому что в ту эпоху деньги не зарабатывали – их делали. Часто буквально из воздуха…

Я набрал воды в чайник и поставил на плиту. Нашёл «трещётку» – зажигалку для конфорок, пустил газ. Вспыхнуло синее пламя.

– Чай-то есть, пап? – поинтересовался я.

Вместо ответа отец достал с полки маленькую пачку рассыпного «Майского».

Я удовлетворённо кивнул.

Несколько лет назад, когда военные хорошо зарабатывали, мама вроде как была счастлива. Правда, как я теперь понимаю, немилосердно транжирила деньги. Особенно в Польше, куда отца перевели в качестве благодарности за безупречную службу. Она покупала себе кожаные плащи, которые стоили дороже, чем отец получал в месяц. Косметику французскую, духи – этого добра у нас было навалом. В то время, как другие старались откладывать доллары и приторговывали техникой во время поездок в отпуск раз в год.

Я достал сахар и насыпал четыре ложки в кружку. Отец улыбнулся.

– Сладкоежкой остался, – сказал он.

– Тебе лучше без сахара пока, – ответил я. – Живот поберечь.

– Да я ж не спорю!

– И не крепкий, – предупредил я. – А то не уснёшь.

– Ну ты совсем-то меня за развалину не держи, – улыбнулся отец. – Усну я. Нормально всё, делай покрепче.

И всё же, несмотря на мамино поведение, отец перед самым выводом из Польши успел машину купить. В Германии, которая тогда только-только объединилась. Экспортную модификацию ВАЗ-21013, красную. Мы даже успели на ней съездить к родственникам в Самару. А вот на пути обратно у неё застучал двигатель, который отец с тех пор пытался перебрать. К сожалению, безуспешно. Он так и продаст её, по дешёвке – как раз когда я на первом курсе буду учиться…