Коза торопится в лес

Хорошо, рассказываю свой тайный секрет. Не умею создавать и держать интригу. Только еще больше запутываю все.

Когда мы с Хаят ехали в Буре, то где-то на подъезде к городу, возле соснового бора, наш автобус строго по пассажирской нужде сделал остановку. Бабушка подальше от всех определила для нас двоих отхожее место. Мне, конечно, еще не приспичило, но, чтобы не расстраивать беспокойную старость, пришлось для вида посидеть в кустах. Заодно в приятной хвойной тиши побыть наедине с собой. С Хаят этакая редкость – остаться в приятном одиночестве. Поэтому я люблю библиотеки и чистые туалеты. В них можно подолгу сидеть, и никто ничего не заподозрит. Заниматься полезными и важными делами.

Закидываю голову. Наверху кусочек неба в такую ветреную погоду еле держится на качающихся макушках сосен. Стала загадывать на будущее, посылать этому кусочку свободы все самое сокровенное. Только Хаят не дает покоя: дергает, поторапливает, спрашивает, нужна ли бумажка.

Сама же бабулька задержалась надолго.

И пока дожидаемся ее всем автобусом, тот же ветер со стороны остановки доносит чужое веселье с мужскими голосами. В них была жизнь. А с бабушкой ее не было. По этой причине казалось, что все незнакомые люди должны быть априори интересными, а иначе почему судьба-злодейка к ним не подпускает? Потому, наверно, вошло в привычку вечно сокрушаться, жалеть себя, иногда втихую плакать.

Заслышав голоса эти, с переизбытком неизрасходованной энергии, с любопытством сельской затворницы осторожно двигаюсь с сумкой на колесиках в сторону посиделок чужих взрослых. Пробираюсь вдоль задней стены, сваренной из старых железных листов, и в щели, затаив дыхание, выглядываю затылки сидящих. Что они тут потеряли – неизвестно. Прячут под навесом свое пиво и расслабленную от зноя болтовню. Как много людей может позволить себе проводить время по своему усмотрению!

Неожиданно столкнулась лицом к лицу с одним из них. Он вырос из-за угла, на ходу расстегнул ширинку брюк, вслух высказав пожелание сходить по ветру. Обойдя струю, стала метаться с сумкой на колесиках, пока наконец не прошмыгнула мимо него вперед и не предстала во всей красе перед затихшей компанией. В ужасе, не помня себя от стыда, поспешила удалиться прочь. Обошла их большую черную машину. В ее тонированных окнах пьяно отражаются светлые рубашки.

Вернулась на то место, где оставила меня Хаят, и стала успокаивать себя тем, что я действительно очень мнительная и что солидные дядьки, бог знает как сюда занесенные, все же угадают во мне бесполезную, праздно шатающуюся пассажирку, а не какого-нибудь вредного соглядатая. И правда, они тут же вернули себе вспугнутое веселье. Но один из них вдруг откололся и вразвалку направился в мою сторону. Отругать, что ли, хочет?

Мне не то что ответить, мне глянуть на него неловко, когда он, приблизившись, просит прикурить. Еще бы билет на Марс затребовал! Ну да, по мне же видно, что у меня и того, и другого, и можно без хлеба! Судя по росту и голосу, он должен быть симпатичным. Природа не обманывает, когда создает породистых людей на беду остальным. Как мой Папа – на беду моей Маме. Как моя Мама – на беду всем остальным папам.