Хозяйка собственного поместья
– Да что угодно станет черным, вонючим и несъедобным, если подвесить его в дымоход!!! Вы просто нормальных копченостей не пробовали, а туда же, указывать!
– Копченое мясо не может быть нормальным!
– Спорим?
– Вы предлагаете пари? – приподнял бровь Виктор. Кажется, этот разговор начал его забавлять, но меня уже несло.
Это же надо додуматься – хранить мясо в дымоходе! И ведь не какие-нибудь Средние века вокруг – почти цивилизация. Капсюли в пистолеты изобрести ума хватило, а нормальную коптильню придумать – нет!
Не удивлюсь, если рецепт тушенки от Настиной маменьки был ее собственным изобретением и семейной тайной, потому Виктор о нем и не знает. Слишком уж он нормален в сравнении с тем, что я только что услышала.
– Спорим, через… – Так, минимум двадцать дней на засолку, потом просушить несколько дней, недели две на собственно копчение и еще пару недель вылежаться… – Через два месяца я накормлю вас таким копченым окороком, что вы язык проглотите!
– Хотелось бы все же оставить язык при себе, он мне еще пригодится, – ухмыльнулся Виктор.
«Что, испугался?» – так и подмывало меня спросить, но я и так вела себя сейчас как подросток, с этим «спорим». Не хватало еще пытаться взять на слабо взрослого мужчину. Или попробовать? Если поведется, значит, дел с ним иметь нельзя.
Пока я размышляла, внимательно глядя на мужа, он разулыбался еще сильнее, будто мог прочитать все эти мысли по моему лицу. Может, и правда мог, реакции Настенькиного тела контролировать было куда труднее, чем когда-то мои собственные. Взять хоть тот поцелуй… Тьфу ты, нашла о чем вспомнить! Еще и щеки зарделись совершенно не к месту. От солнца, наверное, оно, хоть и клонилось уже к закату, грело вовсю.
Улыбка мужа стала еще шире. И, что самое обидное, он ведь ни слова насмешки не произнес, так что даже и возмутиться нельзя: скажет, сама придумала, сама обиделась – и ведь правду скажет!
– Пари, говорите… – демонстративно-задумчиво проговорил он. – На что?
– Вы возвращаете мои земли. Те, что выкупили у отцовских кредиторов.
Виктор присвистнул.
– Неплохая заявка. А что равноценного можете выставить вы?
Я открыла рот. Снова закрыла. В самом деле. Надо быть полной дурой, чтобы поспорить на дом, в котором я живу, и землю, которая должна меня кормить – и будет кормить, дайте только время! Да и стоимость этого наверняка ниже, чем тех лесов и полей. А больше у меня ничего нет. Драгоценности разве что, которые муж подарил мне, точнее Настеньке. Так я все равно собиралась их вернуть при разводе, а пока они остаются моей страховкой на крайний случай.
Виктор не торопил меня с ответом, только насмешливо смотрел.
– У меня ничего нет, – пришлось мне признать.
– В самом деле? – приподнял бровь он. – А я думал…
Он смерил меня взглядом с головы до ног – медленно, задержавшись на губах, потом на груди. Меня бросило в жар, будто под этим взглядом одежда на мне исчезала.
Да что ты будешь делать, мне же не пятнадцать лет!
– Как называется женщина… – Я прикусила язык, сообразив, что вслух снова не было сказано ничего и я вполне могу получить отповедь в стиле «каждый думает в меру своей испорченности».