Прорвемся, опера!
– За Дружининым, – спокойным голосом сказал Якут, протирая очки клетчатым платком. – К его сожительнице. Мы вчера у неё были с Пашкой, не выдала, но соседи сказали, что он к ней приходил ночью. Там должен быть… гад.
Да, теперь я вспоминал – Дружинин, бывший зек, откинулся месяц назад и вскоре пришил соседа на гулянке по пьяной лавочке. Начал скрываться от нас по всему городу.
И он будет именно там, на квартире, начнёт угрожать сожительнице и её дочери, возьмет их в заложники, требуя, чтобы мы его отпустили. А потом выстрелит…
– Если увидит нас, запаникует, начнёт угрожать женщинам. Там же ещё дочка была, – проговорил я.
Какой непривычный голос. Мой молодой, уже не звонкий, но уже с хрипотцой, которая так нравилась моей первой, а потом и второй жене, и пока ещё не похожий на прокуренный скрип несмазанной двери.
– Да чё он будет угрожать? – протянул Степаныч. – Вовка-то? Да я его видел, он хмырь, соплёй…
– Возможно, – Якут надел очки. – Степаныч, не подъезжай близко к дому, пешком пройдёмся. На всякий.
Степаныч скептически хмыкнул.
– Хозяин – барин.
Он свернул возле маленького киоска с пивом, сигаретами и всякими сникерсами, возле которого столпились школьники, считавшие мелочь на жвачку со вкладышами, и заехал во двор, расплескав огромную лужу, мимо развалин сгоревшего видеосалона. Спалили его год назад, когда заречные воевали против Универмага, а новый не открыли, видеосалоны уже теряли популярность, но зато появлялись видеопрокаты.
Но нам нужно ещё дальше, в те жёлтые двухэтажки, к которым ещё идти мимо старых деревянных бараков, тоже двухэтажных. Райончик-то так себе, по работе приезжали мы сюда часто.
Я вышел из машины, чувствуя необычную лёгкость. Не ломит и не хрустит в коленях, и в спине, где у меня была вечная грыжа, нет неприятной ноющей боли. Грыжи вообще ещё нет, и желудок не режет от язвы, ещё не посадил я его на вечной сухомятке, и самое удивительное – курить не хочется. Фух! Вздохнул полной грудью и с удовольствием.
На счет курева, вообще распрекрасно, что не тянет… а то ведь я выкуривал бывало по две пачки за день в последние годы, а то и по три. В ящике стола в кабинете всегда лежал блок. А в эти годы ещё не пристрастился толком, в отличие от всех остальных коллег.
Рядом с ближайшим бараком, самым приличным на вид, потому что все окна были целые, а за ними были видны занавески, стояли красные жигули, «Четвёрка». Двери открыты, играла музыка.
– Сокровища Чёрного моря, – пел Леонтьев из динамиков авто. – Мечтает, мечтает он найти…
Багажник тоже открыт, в нём лежали мешки, которые по одному таскал в дом крепкий усатый мужик в афганке. Вытащив очередной, он поставил его на землю и вытер мокрый от пота лоб рукавом.
– Не рано картошку копаешь, Федька? – спросил Якут.
– Я рано садил, – приветливо отозвался мужик. – Покурим, Андрей Сергеич?
– Некогда.
Якута в городе знали все или почти все. Повсюду у него были знакомые, особенно в этом районе, где он когда-то работал участковым, ещё в советское время.
– Так ты думаешь, он может быть там? – спросил Якут, когда мы отошли.