Между двух миров

Как эти записи оказались у Волконских, приходилось только гадать, но именно оттуда юные заговорщики почерпнули тот метод убийства, который и был применён. Книгу из библиотеки изъяли, и теперь я с удовольствием предавался чтению этаких эротических ужастиков, на ночь глядя. Но это не отменяло стоящей передо мной дилеммы: что мне с ними делать-то? Они ведь искренне хотели мне помочь, но с другой стороны: «Dura lex sed lex» – «Суров закон, но это закон», и он гласит, что никому не позволяется лишать жизни другого человека преднамеренно, даже из лучших побуждений.

Я ещё раз посмотрел на князя Волконского, сидящего напротив меня, комкающего в руке платок и закрывшего глаза.

– А скажи мне, Никита Фёдорович, знал ли ты о злодеянии, кое твой сын уготовил, дабы жизни лишить Андрея Ивановича? – спросил я его. Вопрос прозвучал в полной тишине, и, хотя я и говорил тихо, эффект он произвёл наподобие трубы Иерихонской. Князь едва не подпрыгнул, услышав его.

– Откуда, государь? Я же всё время службу нёс в Смоленске. Когда до меня слухи о его художествах дошли, я сразу же велел карету закладывать, дабы сюда мчаться, за непутёвого отрока просить. Да ежели бы я знал, неужто не сумел бы плетьми от ту дурость из головы дурной выбить?

– Да откуда же я знаю? – я развёл руки в стороны. – Может, ты, Никита Фёдорович, и надоумил сынка, и книжку эту богопротивную подсунул, в которой он мыслей нехороших набрался. Откуда, кстати, книжечка, о жизнеописаниях Лукреции, в девичестве Борджиа, попала в библиотеку, принадлежащую Волконским? – князь только вздохнул, затем тихо ответил.

– Книгу ту ещё в Курляндии супруга моя, Аграфена Петровна, приобрела, но никогда не говорила, откуда она у неё оказалась. Поверь, государь, Пётр Алексеевич, даже в думах никогда я не имел, каким-то образом навредить тебе, или твоим ближникам.

– А, ну тогда понятно, откуда такая страсть у Аграфены Петровны к различного рода интригам, – я откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди, сверля князя прокурорским взглядом. – Такие откровения да на неокрепший разум… А не в маменьку ли Михаил пошёл, раз его тоже к различным авантюрам потянуло? Но это был, скорее риторический вопрос. Не нужно на него отвечать. Так на что готов ты пойти, Никита Фёдорович, чтобы не только от своего сына удар отвести, но и других отроков, кои ему помогали, в количестве ещё троих недорослей, на плаху не допустить?

– Приказывай, государь. Коли это в моих силах, я всё для тебя сделаю, – а на Ушакова Волконский ни разу не взглянул. Неужели понял, что никто мною не командует, что все решения, которые от моего имени идут, мною же и приняты? Очень интересно.

– Скажи, Никита Фёдорович, а как ты смотришь на то, чтобы вернуться в Курляндию и там службу секретную нести, под руководством Андрея Ивановича? – быстрый взгляд в сторону Ушакова, который всё также старательно бумажки свои перебирает в сторонке.

– Э-э-э, – князь Волконский на мгновение опешил, затем осторожно уточнил. – Я буду служить там, куда направишь меня, государь, хоть даже и в Курляндии. Вот только с княгиней Анной Иоановной у меня не самые лучшие отношения сложились, она меня всегда проделками Аграфины Петровны попрекала…