Другой мужчина и другие романы и рассказы

Ему часто казалось, что он пребывает в каком-то взвешенном состоянии. Словно на самом деле он не касается ногами земли. И еще ему казалось, что люди не воспринимают его как реально существующего – или что ли́ца и тела́, которые он видит, принадлежат не реальным живым людям, а каким-то призрачным образованиям, которые формируются и растворяются, вновь формируются и вновь растворяются. Он иногда прикасался к ним, случайно или намеренно, и поэтому знал, что их тела оказывают сопротивление. И он не сомневался, что, если их поранить, потечет кровь. И если рана окажется достаточно серьезной, они закричат и перестанут двигаться. Но будут они двигаться или не будут – какое это имело значение? Мир полон такими движущимися образованиями, мир переполнен ими.

В особенности призрачной ему представлялась его жизнь в Берлине и Гамбурге. Что общего у него было с этими тремя женщинами? Для чего он рисовал картины и строил мосты? Зачем он вместе со многими другими участвовал в этой суете? В суете бюро, или галереи, или планов и проектов Хельги? И его дети тоже уже не составляли смысла. Что им-то еще надо в этом мире? Кто их сюда звал, кому они здесь нужны?

На озере Комо он был свидетелем того, как маленький мальчик упал с причала в воду. Мальчик закричал, забился и ушел под воду. Никого не было рядом, чтобы помочь ему. В конце концов Томас встал со скамьи, на которой сидел, подбежал к причалу, прыгнул в воду, вытащил мальчика и вернул его к жизни, но сделал это, потому что не хотел иметь неприятности. Если бы нашлись наблюдавшие за тем, как он сидит – и остается сидеть, и сообщили о своих наблюдениях полиции, его жизни в рясе пришел бы конец.

Его жизни в рясе пришел конец. Направляясь из Комо в Турин, он пересаживался в Милане. Двери поезда Милан—Турин закрылись автоматически в тот самый момент, когда он хотел войти. Он подался назад и обнаружил, что его рясу защемило в дверях. Тщетно пытался он снова открыть дверь, дергал рясу, бежал, дергая ее, рядом с тронувшимся поездом и вскоре был вынужден бежать рядом с набиравшим скорость поездом так быстро, что уже не мог даже пытаться высвободить зажатую дверьми рясу. Он слышал смех путешественников на платформе, которые не осознавали отчаянности его положения и находили бегущего синего монаха потешным. Вскоре удерживаться рядом стало уже невозможно, и он рванулся против хода поезда в надежде, что ряса порвется. Но прочная шерстяная ткань выдержала, и поезд тащил и волочил его по платформе, а потом по щебенке вдоль колеи. Когда один из уезжавших взглянул в окно и сначала увидел охваченных внезапным ужасом путешественников на платформе, а потом, осознав несчастный случай, рванул стоп-кран и поезд наконец остановился, Томас уже превратился в кровоточащий бельевой узел.

Его увезли в больницу. Когда, по прошествии нескольких дней, он пришел в сознание, врачи сказали ему, что у него поврежден позвоночник и его тело ниже грудной клетки останется парализованным. В Турин он хотел съездить, только чтобы посмотреть, остались ли там еще пролетки и извозчичьи клячи, как та, которую обнимал обезумевший Ницше.