Дипломатический агент

– А там, – вождь обернулся в седле, – там Бухара.

– Там? – спросил Иван, указывая тонкой, сплетенной из конского волоса нагайкой на равнинный юго-восток.

– Да. Тебе надо идти на левую руку, через те травы, от которых овцы растут не месяцами, а днями. И так все время вперед, к пескам, где нет ничего живого, где жар, где во рту делается сухо, как от горсти плохо сушеного табака.

Достав из кармана книжечку с маршрутами, Иван записывал то, что говорил ему вождь.

– Ты молод, – продолжал старик, – ты пришел из той страны, где люди похожи на беркутов в бешенстве. Я не люблю тех людей, ты – другой. Тебя привел ко мне голос аллаха, а голос этот может услышать только правоверный. Хочешь, останься со мной, и ты будешь тем, кто после моего ухода к отцу и отцам отца закурит мою трубку, – и вождь вынул изо рта маленькую носогрейку, которую он все время держал, зажав зубами. – Ты будешь счастлив нашим счастьем, о тебе пойдет молва по степям, потому что ты один можешь дать облегченье, если в тело вошла болезнь вместе с сырым осенним ветром. Ты умеешь складно рассказывать про богатырей, сильных сердцем. Останься!

Иван подъехал вплотную к вождю. Из красного солнце делалось белым. Ветер стих.

– Ты упрям, – тихо сказал вождь, – а это залог счастья. Вождь не должен просить, он может только приказывать. Он должен быть сильным. Ты хочешь попасть в Бухару? Ты будешь там.

Вождь остановил скакуна и закричал звонко, высоко:

– Умурали!

И пока Умурали, сын вождя, несся на зов отца во весь опор, старик обернулся к Виткевичу и сказал:

– Я дам тебе десять лошадей и много бурдюков с водой. Ты придешь туда, куда хочешь прийти. И когда ты станешь правым пальцем на левой руке Мухаммеда, отца правоверных, скажи ему хорошо о Сарчермаке, его верном слуге и страже.

С этими словами Сарчермак-вождь отъехал в сторону, давая Ивану понять, что прошлое кончилось, а настоящее еще не началось.

Жандармский полковник Маслов ехал в Орск. По личному поручению Бенкендорфа он, как начальник седьмого округа корпуса жандармов, должен был ознакомиться с азиатскими форпостами, но отнюдь не с точки зрения их стратегической значимости.

В Оренбургской губернии после декабря 1825 года прибавилось опасного элемента. Нужно было знать, где, кто и как ведет себя. Недавно во Владимире было открыто крестьянское общество смутьянов, и поэтому было важно точно выяснить, каково положение здесь, в краю ссыльных бунтовщиков, не тянутся ли отсюда какие-либо нити.

«Люди раздумывают, что в жизни более важно – то или это. Да разве они могут понять смысл жизненного кругооборота? Люди – камни. Ими вода да ветер движут. Сами по себе они ничто, нуль, зеро», – думал Маслов. Среди жандармов он считался мыслителем. Друзьям он жаловался:

– Мне следовало быть литератором. Я чувствую все окрест. Но не ропщу. Несу крест свой во имя блага других.

Маслов вздрогнул, услыхав хриплый крик возницы: приехали в Орск. Сквозь рваные облака проглянула хитрая мордочка месяца. На крыльце стоял Яновский в накинутой на плечи шинели. Было по-весеннему свежо. Поздоровались.