Сыночек в подарок, или Станьте моим мужем, босс!

Роняю я горько, ощущая привкус полыни на языке, и чувствую, как слезы снова накатывают на ресницы. Недавно утихомирившаяся буря снова грозит разломать в щепки установленные мной наспех щиты.

– Давай не будем об этом, ладно?

Прошу я сипло и всхлипываю, чем, судя по всему, снова ввергаю Марка в ступор.

По-моему, он, как и все мужчины, плохо переносит женские истерики. По крайней мере, он во второй раз за утро стремится сгрести меня в объятья и впечатать в свою каменную грудь.

Отчего я теряю равновесие и утыкаюсь носом в его черный джемпер. От Северского еле уловимо пахнет лимоном и розмарином, и я позволяю себе сосредоточиться на щекочущем ноздри аромате и на несколько мгновений забыться.

Нарочито медленно скользить ладонями по рельефным предплечьям, насквозь пропитываться чужим парфюмом и воображать, что меня обнимает влюбленный мужчина, а не ловелас-шеф, который не пропустит ни одной юбки в радиусе километра.

– Спасибо.

Взяв себя в руки, я, в конце концов, отлепляюсь от Марка и убегаю за стойку. Заливаю в соцсети видео с Кубка, который взяли наши воспитанники. Срочно ищу замену заболевшему инструктору. И глотаю вздох изумления, когда передо мной, как по волшебству, опускается пакет из доставки.

От обалденных запахов, туманящих разум, рот наполняется слюной. А вместе с аппетитом приходит и запоздалое осознание того, что я нагло игнорирую свои непосредственные обязанности. Стыд накрывает меня мощной волной и заставляет виновато понурить голову.

– Марк Алексеевич, простите, пожалуйста, – лепечу я застенчиво и мысленно себя ругаю.

Никогда еще я не допускала столько косяков, сколько сегодня.

И если я охотно себя линчую, то Северский из строгого руководителя, способного напугать здоровых мужиков одним только взглядом, превращается в плюшевого медведя.

Мажет пальцами по моей щеке и напоминает о нашей договоренности.

– Марк, Анюта. Для тебя просто Марк. И хватит извиняться. Я же не зверь какой-то. Понимаю, насколько тебе тяжело.

С этими фразами Северский испаряется, а я еще долго хлопаю ресницами и только потом достаю запечатанные контейнеры.

Салат с хрустящими баклажанами. Яичная лапша с овощами и морепродуктами. И на десерт – чизкейк с манго.

Желудок при виде этих деликатесов громко утробно урчит, и я накидываюсь на еду, словно голодала целый месяц. А позже, когда Ванька возвращается румяный, с капельками пота, блестящими на виске, смотрю, как он уплетает свою порцию за обе щеки, и ничего не могу поделать с трепыхающимся сердцем.

Оно со всего маху врезается в ребра и будто бы увеличивается в размерах.

Но окончательно картину моего мировосприятия расшатывает не то, как гармонично мой сын вписывается в атмосферу боксерского клуба, а материализующийся в дверном проеме Северский с щенком на руках.

Марк гладит Марли по холке, что-то ему нашептывает и находится явно в своей тарелке. У меня же возникает жесточайший диссонанс.

За время, что я здесь работаю, я прекрасно изучила ту сторону Северского, которая меняет пассий чаще, чем перчатки, без угрызений совести посылает людей, если они чем-то не угодили, и с высокой колокольни плюет на общественное мнение.