Семена войны
– Каждая доска, каждый засов, каждая плитка и каждый квадратный фут гравия, насыпанный поверх грязи в этом городе, получены от меня. И как ты думаешь, когда дети заболевают, к кому их ведут их матери? Кто кормит разорившихся в пух и прах игроков? Каждый в этом городе мне чем-то обязан. И если ты думаешь иначе – расспроси местных. Я такая, какая есть, и я не потерплю инсинуаций ни от тебя, ни от кого бы то ни было еще.
Керион сделал еще один глоток и скрестил руки на груди:
– А вот теперь вы сказали правду, мадам Гимлор. Кротость вам совершенно не идет. Вы – Гадюка. Вас ведь так раньше называли?
«Нет, нет и нет! Только не это!»
Она стиснула зубы и сложила руки на коленях, уставившись мимо него, пытаясь справиться с горящим в душе стыдом. «Как же мне все это не нравится!» Как он вообще смеет упоминать ее прошлое? Разве в этом мире есть хоть кто-то, кто прожил жизнь, сохранив чистые руки?!
Керион, не отводя от нее взгляда, вдруг тихонько замурлыкал песенку:
- Гадюка свободна от этого мира,
- Она беспощадна и ночью, и днем.
- Ложью и кровью,
- Огнем и мечом.
- Не шли пауков ты против гадюки,
- Она победит их, захватит дома,
- И головы их развесит на крюки,
- И издали будет смеяться сама.
И эти старые слова ранили ее намного сильнее, чем она сама могла это признать. Каждая фраза отдавалась отстрой болью в животе – словно кто-то раз за разом вонзал ей в плоть острый нож. Эта песня была о той, другой, Гимлор. Не о той, которой она была сейчас.
– Вам понравилось, как я пою? – спросил этот ублюдок. А затем наклонился к ней: – Я знаю правду. Знаю, что вы сделали с герольдом и его людьми. И даже если я не буду об этом сплетничать, люди задумаются. А у меня нет ни малейшей причины молчать.
Гимлор сглотнула комок, в душе проклиная себя за то, что ей пришлось убить сирестирских посланников. Убивать было легко, но очень часто получалось, что она только это и могла сделать. И вот сейчас ей приходилось разгребать последствия.
– И чего же ты от меня хочешь?
– А, то есть сначала вы их уничтожаете. А потом пытаетесь меня подкупить.
– Могу не подкупать, но тогда тебе придется очень скоро выяснить, сможешь ли ты сохранить свой магазинчик, когда арендная плата на землю вырастет, а новой земли, где его поставить, ты не найдешь, – прошипела Гимлор.
Керион усмехнулся:
– Я так понимаю, вы привыкли, чтобы все было по-вашему. Я встречал таких людей. И знаете, что между всеми ними было общего?
– Просвети меня.
– Им всем отрубили голову. – Он на миг замолчал, глядя на нее снизу вверх, а потом продолжил: – Я отрубил. Раньше я был законником. Я думал, что еду в Гелеронду, чтобы найти здесь мир и благополучие. А оказалось, что люди, которых я нашел здесь, не так уж отличаются от тех, кого я оставил позади.
– Разница лишь в том, что здесь ты не законник.
– Я – один из тех людей, что здесь живет.
– Один из людей? О нет. Здесь ты никто, – прошипела она, придвигаясь к нему настолько близко, насколько позволял стол. – Здесь никто не вправе решать, что такое справедливость. И здесь никто не посылает за этими самыми людьми курильщиков. А значит, нет и закона, которому ты служишь.