Сотня. Смутное время

– Тогда завтра и начнём. Что там круг решит, одному богу известно, а оружие в запасе иметь надобно, – подытожил Григорий, устало вздохнув.

– Ты чего, бать? – насторожился Матвей.

– Тяжкое это дело. Уставать я стал, – нехотя признался казак.

– Ну, просто даже кошки не плодятся, – развёл Матвей руками. – Но с другой стороны, у нас тут почитай не просто кузня, а целая мастерская уже. Даже станки имеются.

Тут парень был прав. Все его задумки медленно, но верно претворялись в жизнь, и если бы не всяческие непредвиденные перерывы, паровой движитель уже давно начал бы работать. Во всяком случае, сами станки и разный нарезной инструмент в кузне имелись. Все обрезки булата Матвей пускал на различный нарезной инструмент. Благо заточку булат держал отлично, а обороты на станках были не так велики, чтобы перегреть какой-нибудь резец или сверло.

Понятно, что это была не настоящая инструментальная сталь его времени, но и такой эрзац позволял им с отцом делать самые разные вещи. А главное, у них даже начала появляться хоть какая-то унификация. Во всяком случае, свои изделия мастера всегда могли починить, просто заменив сломавшуюся запчасть. Все эти новшества Григорий воспринимал с интересом и полным одобрением. Ему явно нравилось, что работа в кузне имеет какое-то развитие.

За разговором они принялись отбирать всё потребное для изготовления очередного клинка, когда на пороге кузни появилась тоненькая девичья фигурка.

– По здорову ли, дядька Григорий? – послышался мелодичный голос, и Матвей, оглянувшись, с ходу утонул в синих глазах Катерины.

– И тебе здоровья, красавица, – улыбнулся кузнец в ответ. – Стряслось чего?

– Вот, батя просил инструмент глянуть. По весне страда начнётся, а у нас ещё и не готово ничего, – негромко ответила девушка, втаскивая в кузню тяжёлую корзину, в которой брякало какое-то железо.

– Это как же ты её допёрла? – удивился Матвей, подхватывая тару. – Она ж больше тебя весит.

– А я потихоньку. С передышками, – смутилась Катерина.

– Чего там у неё? – спросил кузнец, вытирая руки тряпицей.

– А-а, – отмахнулся Матвей. – Лопата гнутая, коса старая, лемех побитый, вилы, доброго слова не стоят. И другое всякое, тоже только в переплавку.

– Чего это в переплавку? – вдруг обиделась Катерина. – Добрый был инструмент. Батька его ещё тому лет десять назад покупал.

– Вот именно, был, – грустно усмехнулся Григорий, разглядывая едва не узлом завязанные вилы. – Не моя работа. Да и отработал он своё. Сама смотри, – ткнул он пальцем в косу. – Лезвие уж сузилось так, что больше нож напоминает. Лемех ещё можно поправить, а остальное и слова доброго не стоит. Займись, Матвейка, – скомандовал кузнец, кивая на горн.

– А что ж делать-то, дядька Григорий? – пролепетала девушка едва не плача. – Другого-то всё одно нет, и купить не на что.

– Не грусти, красавица, – усмехнулся мастер. – Дам я тебе инструмент. А это всё в переплавку пойдёт. А батьке скажешь, я так решил. Вот сейчас Матвей лемех тебе выправит, и ступай с богом.

– Спаси Христос, дяденька, – чуть слышно всхлипнув, поклонилась девушка.