Возвращение в Альтарьер
В одном из кладовых помещений на первом этаже нашлись рыболовные сети и снасти. Аройя – река довольно тёплая, её питают горячие горные источники на севере, поэтому замерзает она не каждый год, а только в особо лютые зимы. В этом году её то прихватывало тонкой корочкой льда, то его сносило бурным течением. Так как зима на исходе, скорее всего, река уже не встанет, так что можно попробовать ловить рыбу. Пусть Аройя – не особо рыбная речка, но с голоду мы не умрём. Наверное… Помню, папа в детстве часто брал нас с Аливией на рыбалку, говоря, что это его увлечение. Мы всегда после этого ели много рыбы, так что сейчас возникли сомнения: увлечение это было или необходимость?
Слова Эрика о том, что нужно умудриться нищенствовать на столь обширных землях, до сих пор саднили изнутри. Это ведь правда. Но что поделать, если неудачи следуют одна за другой, а все вложения оборачиваются ещё большими расходами? Теперь хотя бы понятно, что виной тому – проклятия или происки Древнего. Даже дышать стало легче. Пусть никуда не делись последствия, но хотя бы выяснилась причина, а значит, наша семья не виновата в угасании рода. Бродя по пустующим комнатам, нельзя было это угасание не заметить.
У замка Альтарьер было два крыла – западное (парадное) и северное, в котором мы и жили сейчас. Западное крыло с его роскошными бальными залами, громадными гостевыми покоями и столовыми, способными вместить до двухсот гостей, пришлось закрыть ещё в прошлом веке. Его элементарно нечем было отапливать. Разумеется, магия помогла законсервировать помещения, и даже прохудившаяся крыша не нанесла столько вреда, сколько могла, но крыло всё равно оставалось заброшенным. Хотя мне бы очень хотелось привести его в порядок. Если задуматься, то для этого нужно не так уж много денег: отполировать каменные полы; всё почистить; ошкурить и покрасить оконные рамы; выкинуть негодную мебель и заново покрыть лаком ту, что хорошо сохранилась; купить новые занавеси и ковры… Но всем понятно, что это лишь мечты. Прадеды целиком отделили западное крыло от жилой части, и туда можно зайти лишь с улицы, через парадный вход.
Северное крыло было куда скромнее и практичнее. На первом этаже – кухня, кладовые, столовая, несколько гостиных, бывший кабинет отца, небольшой бальный зал, а посередине – вестибюль с лестницей на второй этаж и парадный вход. На втором этаже – господские спальни, каждая со своей ванной, а на третьем – служебные, с общими уборными на блок. Там же располагались большая библиотека и творческая мастерская, где в беспорядке стояли мольберты, лежали сломанные музыкальные инструменты и заброшенные детские игрушки. Оттуда в хорошую погоду можно было увидеть горы северного хребта. Даже летом пики этой гряды оставались заснеженными. Но никто больше не смотрит из тех окон. На третьем этаже мы теперь складировали старые вещи, мебель, посуду, давно забытые сундуки и ящики с одним мышам известным содержимым.
В углу, образованном двумя крыльями здания, располагался зимний сад, который сейчас был в полнейшем запустении и требовал нового остекления. Третьего этажа над ним, разумеется, не было, а под ним находилась парадная бальная зала. Сад мне тоже безумно хотелось восстановить, но счёт от стекольщика за подобную работу сложно даже представить. В сад выходили двери и окна множества покоев, в том числе наших с сестрой. Другие окна выходили на внешнюю сторону и смотрели на реку, долину и холмистый лес. Интересно, каково это – из одного окна видеть вьюжную зиму, а из другого – цветущие клумбы? Наверное, красиво. Сейчас окна, выходящие в сад, мы держали занавешенными, потому что его вид навевал уныние.