Громов: Хозяин теней – 2

– Всё, Фёдор. Идите, – Евдокия Путятична тоже поднялась. – Наведите порядок. И воспитанников надо убрать, чтобы следы не затоптали. Вовсе комнату заприте, тех, кто был в первом дортуаре, переведите в другие, временно.

Голос стал прежним, равнодушно-спокойным.

– А вам – доброй ночи, Антон Петрович. Рада, что вы, наконец, вспомнили о своих должностных обязанностях и вернулись. Кажется, ваш отпуск должен был завершиться дня три тому?

– Я болел, – голос мне не понравился.

Такой вот капризный, ноющий. И раздражения своего тип не скрывает.

– В таком случае счастлива, что вам стало легче.

– Мне сообщили, что здесь случилось… к слову, что случилось?

– Кто сообщил?

– Разве это так уж важно?

Не Фёдор. Тот топтался у двери, явно не желая оставлять Евдокию Путятичну наедине со мной и этим типом.

– Кто-то из старших… – директриса сделала свой вывод. – Ожидаемо… но да, кое-что произошло. В приют проникла тень и напала на воспитанника.

– Ужас какой! – воскликнул Антон Петрович, но как-то так, не сильно ужаснувшись. – Бедное дитя… сильно пострадал? Надо будет вызывать полицию…

– Фёдор займётся.

Шелест.

Шорохи какие-то…

– До утра дотянет? – Антон Петрович переместился. Всё-таки Савке бы глаза открыть или приоткрыть, потому как напрягает. – Позволите? Я, конечно, не столь силён и талантлив… но зато у меня имеется лицензия на врачебное вмешательство…

Это он на что сейчас намекает? Всё-таки мало информации. До отвращения мало.

– Моя лишь ограничена, – мягко произнесла Евдокия Путятична. – И допускает использование… способностей в ряде случаев. Вроде нынешнего…

Его сила иная.

Тоже ощущается горячей, но… такой вот, неровной, будто не поток кипятка, а редкие капли, внутрь попадающие. И Савка ворочается. Ему эта сила не по вкусу. Но чья-то рука прижимает мальчишку к кровати.

– Ишь ты… тень до него не добралась?

– Добралась.

– Тогда… да быть того не может!

– Именно, Антон Петрович… именно… мне весьма любопытно, почему в медицинской карте нет ни одной отметки о том, что мальчик – потенциальный дарник, – а вот теперь в голосе её был лёд. Такой, что и меня пробрало до печёнок.

Как-то сразу поверилось, что княгинюшка она.

Даже целая княгиня.

– Потому что никаких оснований полагать, что он дарник, не было… – раздражение прорывается. – Мальчишка был обычным…

– Или вы не удосужились обратить внимания на кое-какие признаки.

– Удосужился, дорогая Евдокия Путятична… ещё как удосужился… я, если хотите знать, каждого проверяю. И не по разу в год, как сие предписано. Нет… раз в квартал я прогоняю каждого щенка в надежде, что хоть кто-то выдаст реакцию… хоть какую-то. Ваше здоровье!

– Постыдились бы пить при ребёнке, раз уж при мне не стыдно.

– Да бросьте, Евдокиюшка… мы с вами в одной лодке… в одном дерьме варимся. И вариться будем до скончания времён. И пьянство – это не пьянство. Это способ принятия мира…

– Это вы себя так обманываете.

Шелест юбок.

Тонкий аромат духов.

– Это я обиду глушу… очень ведь обидно, когда впервые за пять лет отправляешься в отпуск, а тут вдруг средь подопечных дарник прорисовывается… и такой… тень, говорите, одолел.