Лозоходец

– Утоп! – орал он как заполошенный.

Я подошёл ближе, на меня уставилось дуло ружья.

– Погоди, я смогу помочь, – спокойно сказал солдату, тот заколебался, поднял глаза на командира. Увидев короткий кивок, опустил ружьё.

– Тащи мальчонку сюда! – крикнули вояки. Мужичок развернулся к нам и быстро подбежал ко мне.

Я уложил мальчишку на землю.

– В колодец старый упал, – затараторил мужик, – сколько говорили, что недалеко до беды, не слушали. И вот.

Сорвав с ребёнка одежду, приступил к осмотру. Оказывать первую помощь нас учил тренер, на соревнованиях бывает всякое, и врачи не всегда могут успеть.

Дыхания у мальчонки не было, как и пульса. Приложил руки к груди: в лёгких вода. Я наклонился к самому лицу, просто отзывая лишнюю влагу из тела. Повернул мальчишку набок, вода послушно вытекала из лёгких, откликаясь мне. Затем уложил его (ребёнка) на спину, начав непрямой массаж сердца. Ещё можно успеть его спасти.

Положил одну ладонь на грудь, давить сильно нельзя, недолго и рёбра малышу переломать, начал ритмичные толчки, чередуя их с дыханием «рот в рот».

Вокруг стояла тишина, народ наблюдал за мной, точно за каким-то шаманом. Не знаю, сколько прошло времени, но вот мальчик вздрогнул, сделал первый хриплый вдох и открыл глаза, испуганно уставившись на меня.

– Живой! – пронеслось по толпе.

К нам подошёл командир, при виде мальчишки глаза его полезли на лоб:

– Да это ведь Яшка, сын самого Троицкого!

Он стащил с себя шинель, усадил ребёнка и закутал его.

– Ты как, братец? – глянул я на Яшку.

Тот кивнул, мол, всё нормально.

– С-спасибо, дяденька, – пролепетал в ответ.

Командир взял его на руки и поспешил через толпу куда-то в город, на ходу отдав распоряжение солдатам.

– Ну, – крикнул одноглазый, – чего позастывали. Пшли! Нечего тут глазеть! – распихал он прохожих.

Народ испуганно шарахнулся от нас, освобождая дорогу. Мы снова зашагали вперёд.

– Как это ты его так? – спросил Устин. – Он ведь мёртвый был?

– Нет, просто вода в лёгкие попала, я только немного помог, чтобы убрать её. Это штука нехитрая.

– Ну, ну, – недоверчиво глядя на меня, покачал он головой.

Скоро показался высокий забор, в открытые ворота виднелось двухэтажное здание. Приземистое, точно вросшее в землю, на окнах решётки. Женщин и детей повели куда-то в другую сторону, нас же загнали во двор.

Трое конвоиров остались рядом. Они довели нас до низенькой двери, куда входить приходилось согнувшись. Вскоре мы оказались в тёмном коридоре, перегороженном решёткой. Навстречу вышел охранник. К нему подошёл одноглазый, что-то сказал, тот кивнул и кликнул конвой.

Нас обыскали, с одежды сорвали пуговицы и, проведя по длинному коридору, впихнули в камеру, где уже было около двадцати человек. Комната в ширину едва ли превышала пять метров, народ устроился кто как. Люди жались к единственному окошку. Воздух был спёртым и тяжёлым, дышалось с трудом. Смешались запахи грязной одежды, немытого тела, испражнений и табака.

Не сговариваясь, мы с Устином прошли в ближайший угол, остальные исподлобья наблюдали за нами. Я опустился на пол, прислонившись к стене. Дорога вымотала. Не заметил, как провалился в сон, отключившись, как только закрыл глаза.