Зимняя бегония. Том 2
– Не шуми! Сиди смирно!
Увидев, что Чэн Фэнтай и правда недоволен, Шан Сижуй тотчас же присмирел и уселся прямо, он хорошо понимал, когда стоило помолчать.
От хутуна Наньлогу [30] до труппы «Юньси» всего десять минут, однако Чэн Фэнтай давно не сидел за рулем, растерял все навыки да и дорогу уже подзабыл. По пути он объехал пару лишних улиц, и Шан Сижуй начал уже подозревать, что тот намеренно тянет время, чтобы позлить его. Шан Сижуй начал сердиться, то и дело он закатывал рукав и глядел на свои швейцарские часы, громко причитая и ахая. Чем сильнее он волновался, тем медленнее ехал Чэн Фэнтай, и под конец Шан Сижуй уже прямо-таки извивался на сиденье, словно ему приспичило помочиться. Когда они подъехали к воротам театра, машина не успела еще остановиться, как Шан Сижуй уже выскочил из салона и пропал, словно помчался в объятия возлюбленной. Чэн Фэнтай взглянул на опустевшую дорогу и невольно выругался:
– Твою мать…
Оставалось загадкой, что происходило между Шан Сижуем и Сяо Чжоуцзы после их первой встречи, но сейчас они необычайно сблизились. Пробравшись извилистыми путями за сцену, Чэн Фэнтай нашел Шан Сижуя в темной, захламленной комнатушке, тот своими руками наносил Сяо Чжоуцзы грим. На Сяо Чжоузцы было белое монашеское платье. С гримом его лицо выглядело особенно прекрасно: вытянутое, с алыми губами и блестящими глазами. Взгляд юноши выражал скорбь и беспокойство, казалось, стоит только подуть ветерку, и он тут же рассыплется. Пышущий энергией и воодушевлением Шан Сижуй лишь усиливал это ощущение.
Сидевший скованно Сяо Чжоуцзы жалобно взглянул на Шан Сижуя:
– Шан-лаобань, вы расскажите мне, как сыграть… Правда… Расскажите мне…
Шан Сижуй, взяв его за подбородок, сдержал дрожь во всем теле Сяо Чжоуцзы и принялся растушевывать румяна на его лице, отчего Сяо Чжоуцзы зарделся розовым, словно цветы персика:
– Твое дело – просто петь. Пой как ты привык. Ты ведь не стал еще звездой! Никто тебя и не знает, так что не бойся сыграть плохо. Дай мне посмотреть на твою игру.
Сяо Чжоуцзы ответил:
– У меня нет своей игры. Я все беру у наставника.
Рука Шан Сижуя замерла, и он сказал:
– У тебя есть свой стиль игры. Ты талантлив, я не могу ошибаться. Не смотри на своего наставника, его навыки игры уже не в моде, он не достоин тебя учить. Играй свободно! Помнишь, что ты говорил мне той ночью?
Хоть они и говорили тихо, людей за сценой было совсем немного, в полдень не многие ходят на спектакли. И все же Шан Сижую не следовало обсуждать недостатки других под их же крышей. Время от времени он безрассудно следовал своему сердцу, распоясавшись вконец: что думал, то и говорил, не обращая внимания на запутанные отношения в артистических кругах.
Сяо Чжоуцзы хотел было что-то сказать, глаза его наполнились слезами, но Шан Сижуй прервал его:
– Эй! Не разговоривай! Еще немного – и ты разревешься, а как идти на сцену с размазанным гримом?
Тут послышался скрипучий грубый рев:
– Сяо Чжоуцзы! Сяо Чжоуцзы! Ах ты мелкий сукин сын! Эй ты! Мигом катись на сцену!
От этого рева Сяо Чжоуцзы тут же пришел в смятение и крепко ухватил Шан Сижуя за руку, в ответ тот обхватил его за плечи и с силой встряхнул: