Неупокоенные
Разумеется, разговоры крутились вокруг исчезновений людей.
– Маньяк это, – убежденно сказала Марина, – я видела по телевизору, показывали про таких. Хлебом не корми, дай убить кого-нибудь.
Грачева-старшая заплакала, и бабушка Даша, поглаживая ее по плечу, укоризненно поглядела на Марину: чего ж ты душу человеку бередишь!
Маньяк или нет, но только в середине января душегуб нанес новый удар. И на сей раз пропала Грачева-младшая.
– Плохо ей было без сестры, всю жизнь вместе, – часто сокрушалась женщина, у которой поселилась Грачева после пропажи сестры. – Они же, как две горошины в стручке, всегда рядышком.
Но теперь бедной женщине вряд ли стало намного лучше. Где бы она ни находилась, похитил ли ее преступник, маньяк или беглый зек, наверняка она страдала сильнее, чем тоскуя по сестре.
После исчезновения второй сестры всех охватила паника. В поселке оставалось двадцать два человека, и, похоже, не все доживут до весны.
Люди собрались в бывшем доме культуры: тут места было побольше, все разом поместились. Председательствовал Николай Иванович.
– Мы должны себя защитить, – сказал он. – Дома проверять будем, но на это уходит время. Я бы предложил улицы патрулировать, но морозы стоят, холод собачий, что толку ходить, не хватало простудиться и заболеть. Поэтому думаю: надо объединиться. Поодиночке не жить. После темноты дверь никому не открывать, если человека не знаешь. Из дому выходить только по двое, по одному не шарахаться, к лесу не подходить.
Живущих без семьи было восемь человек, из них шестеро женщин.
– Куравлевым это не помогло. Их две было, – заметила Люся.
– Куравлева-дочка, считай, неполноценный человек, – жестко заметил Николай Иванович. – Я не в плохом смысле, но чем она могла помочь, когда на них напали? Она и закричать не сумела, и не поняла, небось, что случилось.
– Грачева-то вон переехала, не стала одна жить, а все равно, – заметила продавщица Марина.
– На улицу она одна выходила, а теперь никто не будет, ясно вам? Даже по нужде и в дровяник чтобы парами шли! – резко сказал Николай Иванович.
Стали думать, кому из одиноких жителей к кому перейти на поселение. Эта идея особого энтузиазма не вызвала, многие считали, что покидать дом нет смысла, достаточно запирать двери и не бывать на улице в темноте.
– Дома и стены помогают, Николай Иваныч, – сказала Люся. – Не протоплю дом, отсыреет он, как потом? Нет, я не пойду ни к кому.
– А я куда? У меня Сёмушка слепой и Барсик болеет, – жалобно сказала бабушка Даша. – Только они и остались, больше никого нету. А Барсику особый уход нужен, кормить его надо, у него желудок слабый. Куда я двинусь?
Бабушку Дашу жалели сильнее прочих. Добрая была женщина: животных лечила, раненых зверушек выхаживала. Ветеринар от бога, все к ней за советом шли, пока работала. Да и как на пенсию вышла, тоже. Муж бабушки Даши погиб молодым, а дочь и сын подросли, оперились и уехали давно уже. Говорили, очень хорошо устроились оба – вроде даже в столице. А про мать забыли. Писали редко, потом и совсем перестали. Как она живет? Живет ли? Не знали и знать не желали. А бабушка Даша ждала, в окна глядела, на дорогу.