Рассвет Жатвы
Уворачиваясь от любого в белой форме миротворца, я несусь мимо окровавленных тел, мимо разбитой колесницы Дистрикта-6. Похоже, их лошади перепрыгнули через ограждение и врезались в толпу. Повсюду снуют медики, кричат и тащат носилки с жителями Капитолия, оставляя без внимания лежащих на земле раненых трибутов.
Я бегу все дальше по аллее, ведущей к президентскому особняку. На обочинах стоят колесницы. До особняка – рукой подать, но я знаю, что не добегу. Крики миротворцев все ближе. Луэлла все тяжелее. Тесные ботинки давят на пальцы. В груди щемит, после удара о землю я не могу вздохнуть как следует. Какая разница, отдам я Луэллу сейчас или позже?
На больших экранах над толпой показывают развевающийся флаг, однако кое-где еще транслируют происходящее по ходу маршрута. На одном я замечаю себя. Луэлла выглядит безмятежной, словно уснула у меня на руках. Если это все еще записывается и идет в эфир, по крайней мере в Капитолии, может, мне и удастся чего-нибудь достичь, если буду сопротивляться изо всех сил? Может, я намалюю свой агитплакат?
Впереди стоит колесница Дистрикта-1 – сверкающая золотом повозка, запряженная белоснежными лошадьми. Трибуты вылезли и отошли в сторонку, кроме Панаша, который тянет повода.
– Ну же! – кричит он на лошадей. – Пшли!
Несомненно, хочет продолжить парад и стать единственным трибутом, который доберется до президентского особняка на колеснице. Эффектное появление для будущего победителя. Но лошади противятся, бьют копытами и вскидывают головы. Силка снимает модную туфлю на шпильке и избивает в кровь крайнюю лошадь. Та ржет от боли и лягается, приводя в замешательство всю упряжку. Силка падает на землю, Панаш отступает в сторону, чтобы его не задело.
Миротворцы меня почти догнали, руки вот-вот откажут, и все же я улучаю момент и прыгаю в колесницу, когда страдания несчастных животных заставляют их забыть о выучке. Панашу пришла в голову отличная идея, и теперь я краду ее прямо у него из-под носа. Я хочу стать тем трибутом, который прибудет на колеснице, и я хочу, чтобы Луэлла была со мной и это увидели все.
Четверка лошадей устремляется вперед, меня бросает на поручень, и я перекладываю на него часть веса Луэллы. Позади Панаш ревет от ярости. Плевать. Лошади чуть успокаиваются, и мне удается выпрямиться. Дурацкая каска давно с меня слетела, и без головного убора наши костюмы выглядят вполне прилично – черные и особо не запоминающиеся. Наши талисманы привлекают внимание – яркие бусы Луэллы, мое изящное огниво. В великолепном экипаже и броских украшениях мы впервые за все время смотримся внушительно. Не какие-нибудь там аутсайдеры! Ну, или хотя бы такие аутсайдеры, на которых хочется поставить. Обидно, что один из нас мертв.
Лошади останавливаются прямо под балконом. Я поднимаю взгляд и застываю, боясь дышать. Президент Сноу. Не на экране, а во плоти. Самый могущественный и, следовательно, самый жестокий человек в Панеме. Он стоит спокойно и прямо, наблюдая за катастрофой, которой обернулась церемония открытия. Слегка наклоняет голову, и на лоб падает серебристый локон. Наши глаза встречаются, у него на губах возникает улыбка. Ни злости, ни гнева и точно ни тени страха. Мне не удалось впечатлить его своим выступлением. Дерзкий мальчишка из горного дистрикта с мертвой девочкой на руках выглядит глупо и слегка забавно. Не более.