Случайная свадьба. Одна зима до любви

Выходит, в Пьяналавру? В Академию?

Круги на воде, не иначе. Призрачная ниточка, что рассыплется от неосторожного прикосновения.

И все-таки чутье подгоняло вперед. Искры щекотно разбегались по жилам, подталкивая меня к неизвестности. Вернуться в Хоулден-Холл я всегда успею, а вот академия…

Об учебе я могла лишь мечтать. Да и кто бы позволил хворой аристократке постигать магическую науку?

Я мечтательно зажмурилась. Академия… Слово-то какое. Приятное, сочащееся восторгом и вдохновением.

Акаде-е-емия.

– Чего встала посреди дороги?! – рявкнули над ухом и бесцеремонно отпихнули меня в сторону. Чей-то грубый локоть прошиб ребро под тонкой мантией, и я скривилась от неожиданной боли. – Не прозрачная!

Я всплеснула рукавом – да что же это делается? – и сердито поглядела на спину прошествовавшего мимо тэра. Не так уж много места я занимала на широкой дороге, чтобы он обойти не смог.

В Хоулден-Холле никто не посмел бы толкнуть юную леди. А нынче меня еле ноги держат – с непривычки и от усталости.

И так горько стало – от боли под ребром, от обиды, – что я чуть не расплакалась. Не придумала ничего лучше, чем сдернуть рукавицу и погрозить горбатой спине кулачком. Что еще может слабая леди противопоставить наглому тэру?

Что-то да может…

Черная призрачная плеть сорвалась с ладони, прошелестела по снегу смоляной змеей, ошпаривая дорожку до пара, прожигая длинную извилистую дыру. Подкатилась к тэру, оплела блестящие сапоги и намоталась на голенища так, что мужик запнулся, ахнул и носом полетел в сугроб.

Ох, Судьбоносица!

Привиделось… Морок, морок. Это не мое, чужое!

Не оборачиваясь, тэр поднялся, отряхнулся и пошел дальше своей дорогой. Благо, свидетелей его падения не было и гордость пострадала меньше, чем нос.

Оцепенев от случившегося, я покачнулась и шлепнулась задом в рыхлый снег на обочине.

– Не может быть, что это я, – прошептала вслух, разглядывая голый кулак.

Бледное запястье оплетал черный жгутик. Как причудливый браслет, выточенный из жидкого обсидиана. Только ни снять, ни смыть я это украшение не могла: оно въелось под кожу.

И все-таки я.

Кошмар!

Рассказать о таком – не поверят. А то вовсе целителя-душевника вызовут, и не для жуткой Ворожки, а вполне себе для меня.

В смятенных чувствах я вернулась в приют Монтилье. Дрожащими пальцами собрала папин саквояж. Под тугие кожаные ремни уложила смену белья, теплые чулки и расческу, в тканевый карман просунула запасную сорочку и тонкую вязаную кофту.

На затянутые ремни кинула отцовский блокнот, письменные принадлежности, альбомы для зарисовок, миниатюрный сборник «Молитвы пяти сезонов» – подарок от сотого шарлатана, заезжавшего в Хоулден-Холл.

В папином плаще нашла бархатный кошель, побрякивающий серебряными сатами. Монет немного, но на поездку в городском экипаже и пару ночевок в столичной гостинице хватит, а там…

Богини, Лара, ты всерьез? Поедешь одна, без сопровождения, с незнакомым харпемейстером и недоброго вида попутчиками до самой Пьяни? В темноте полуразбитого экипажа, мимо лесов и туманов?

В последний раз, когда я выходила дальше замковых ворот, мне было одиннадцать. За тот побег я была прилично наказана. Месяц просидела под домашним арестом… А потом мне стало хуже, и свобода за кованой оградой перестала манить.