Наследница Драконьего перевала

– Очень древняя магия, – спокойно говорит он, как о чём-то само собой разумеющемся, – такой уже нет в вашем мире.

Стоп, что значит «в вашем»? А его какой тогда? Что за оговорка такая странная? Прав был сосед, видимо, непростой гость у нас. Но будь я проклята, если позволю Мэтью Макинтайру украсть моё приключение.

Я, может, всю жизнь мечтала оказаться в центре загадочных событий и раскрыть какую-нибудь тайну. Моё время пришло, тайна прямо у меня под носом.

– Что значит – в вашем мире? – кое-как выдавливаю я из себя вопрос, иначе потом открестится от своих же слов.

Недаром мне говорил начальник, что я, как прокурор, сразу «за язык хватаю» и начинаю разматывать.

– То и значит, я плохо говорю и понимаю ваш язык, – как я и предполагала, милорд уже забирает свои слова обратно, придумывая нелепые отмазки, – наверное, напутал, я из другой страны.

– Для человека, который впервые в Лорингии, вы слишком хорошо говорите на нашем языке, – отвечает ему доктор, полностью поддерживая меня в подозрениях.

Райтон Аргенте остаётся невозмутимым, будто это и не его поймали за язык на несостыковках. Восхищаюсь его стойкостью.

– У меня врождённые способности к языкам, – говорит он как ни в чём не бывало, – очень лестно, что уроженцы Лорингии не заметили, что я не местный.

Доктор не спускает с него настороженного взгляда, да и я уверена, что он лжёт. Ещё и какая-то древняя магия у него. Вот что-то подсказывает мне, что докопаться до истины будет нелегко.

Внезапно меня скручивает такая боль, что я боюсь даже дышать. Словно кто-то режет изнутри ножом. Ковыряет дырочки в спине. Больше не могу сдерживаться, издаю сдержанный стон.

Доктор кидается меня осматривать, но где бы он ни прикасался больно. Адски больно.

– У вас, наверное, палец сломан, доктор, – пытаюсь шутить я и снова скрючиваюсь от боли.

Доктор Вейн не понимает современного юмора. Он молча качает головой.

Изнутри поднимается тошнота, режет в правом боку. Пытаюсь перевернуться, но боль мигрирует за мной в живот.

Да, что это такое? Я сдерживаю рвоту. К счастью, Райтон понимает, что мне нужно:

– Срочно принесите хозяйке таз, её тошнит.

Молли кидается выполнять приказание, а доктор подозрительно смотрит на раненого.

– Я смотрю, вам уже лучше? – спрашивает он.

– Да, намного лучше, но всё же присутствует сильная слабость, – говорит он, – я вряд ли смогу встать на ноги в ближайшую неделю.

Я плохо слышу их голоса. Боль добирается и головы. Я перестаю соображать, что же всё-таки творится вокруг. Тело ломает, костей будто нет, а вместо них вата. Пытаюсь подняться, чтобы сесть, как «удары кинжалов» вонзаются в живот и опоясывают нижнюю часть тела.

Не в силах совладать с болью, падаю обратно на диван. Сворачиваюсь в позе эмбриона, вроде не так больно.

Слышу, как хлопает дверь и обеспокоенный голос Молли:

– Да, что за напасть такая, хозяйка всегда была здоровенькой, а тут как её скрутило.

Тошнота выворачивает мои внутренности, к счастью, Молли успевает подставить таз, и меня выворачивает наизнанку.

Горло саднит, глаза болят. Мне легче сказать, где не болит, чем где болит. Потому что не болят у меня только зубы.